Александр Колпакиди - Двойной заговор. Сталин и Гитлер: несостоявшиеся путчи [с иллюстрациями]

Троцкий же, фигура сильная, безусловно, из породы лидеров, имел в партии очень плохую славу. Не по идеологическим причинам, а по причине своего невероятно склочного характера. Он умудрялся оскорбить, обидеть всех, с кем имел дело. Кстати, то, что Троцкий был леваком — чистой воды миф. Он был родом из меньшевиков, до революции выступал против Ленина и большевиков, как раз с правых, примиренческих, позиций, стоял за единый блок всех социал-демократов. К большевикам Троцкий попал почти случайно, войдя в партию в составе «межрайонцев». Однако, оказавшись там, начал поддерживать Ленина по всем пунктам. Как же, имея такой непереносимый нрав, Троцкий сумел добиться столь высокого положения?

Во-первых, будучи еще в 1905 году председателем Петербургского совдепа, он изначально имел политический капитал и сразу стал в совете человеком номер один. В 1917 году он уже председатель Петроградского совета. Затем, в 1918 году, его назначили наркомвоеном, поставили во главе армии и флота. С этим порученным ему делом он справился, армия была организована, воевала и победила. И наконец, он был лучшим оратором среди большевиков, да что там — это был один из лучших ораторов XX века. Он не только на митингах делал с людьми что хотел, он останавливал словом бежавшие полки!

Обладая таким букетом достоинств, Троцкий, несмотря на отвратительный характер, быстро становится рупором и эмблемой партии. Так, например, на места рассылались два портрета вождей — Ленина и Троцкого. Но партийная элита его ненавидела и за нрав, и за быструю карьеру. А после смерти Свердлова Троцкого стали воспринимать как реальную угрозу. Еще во время гражданской войны было сделано несколько попыток его «задвинуть» — попыток, в которых участвовали Зиновьев, Сталин и Дзержинский. Но тщетно.

Уральскую, третью по силе группировку в партии после смерти Свердлова можно было в расчет не принимать. Хотя люди туда входили не мелкие, но и не самого высшего полета — Белобородов, Войков, Сосновский… Многие из них потом стали троцкистами.

И наконец, Сталин. Этот отбирал для себя людей вполне определенного склада — в первую очередь надежных и работоспособных. Кроме Молотова, Кагановича, Ворошилова, очень близок к Сталину в 20-е годы был Дзержинский. Сейчас его пытаются представить в основном руководителем ВЧК, как бы «отцом террора». На самом деле Дзержинский уделял ВЧК не так уж много внимания, возложив большую часть работы на плечи заместителей. Он возглавлял Всероссийский Совет Народного Хозяйства, он был наркомом путей сообщения. В начале 20-х в охваченной смутой стране эта была одна из наиважнейших должностей. «Железный Феликс» занимался очень большими проблемами, был человеком государственного масштаба, причем без всяких амбиций.

Кто знает, как сложилась бы дальнейшая история, если бы у этого человека оказалось более крепкое сердце. Ведь это была крупнейшая фигура не только среди сталинистов, но и во всей партии. Кстати, он был человеком исключительной храбрости. В самые смутные и страшные дни войн и мятежей он ходил по Москве один, ночью, без всякой охраны. Когда ему за это делали выволочку на Политбюро, он как-то ответил: «Не посмеют, пся крев!» И не посмели.

В большей ли, меньшей степени таковы были и остальные сталинисты — в первую очередь люди дела.

Итак, в 1923 году в партии формально было три лидера, претендующих на первую роль, — Троцкий, Зиновьев и набирающий силу Сталин. Но каждому из них хотелось стать первым и единственным. Порой в заложниках этого желания оказывалась судьба страны.

Решение о том, что надо форсировать мировую революцию, было принято еще в 1922 году. Тогда эта политика казалась реальным выходом из международной изоляции. Раз другие страны не хотят с нами сотрудничать, сделаем их советскими по нашему образу и подобию. Самым главным сторонником такой позиции был лидер Коминтерна Зиновьев. Кроме общеполитических, у него были и личные мотивы. В случае удачного экспорта революции он мог реально стать в партии «фигурой номер один», ибо ничто так не повышает авторитет, как «маленькая победоносная война» или в данном случае большая победоносная революция. Плацдармом для образцово-показательного выступления пролетариата выбрали Германию.

К 1923 году Германия оказалась в очень тяжелом положении. В самом разгаре экономический кризис. Французская армия оккупировала Рур. Компартия на подъеме. Казалось бы, складывались все условия для социалистической революции — вот-вот грянет… И тогда было решено помочь немецким товарищам провести «германский октябрь», который при удачном раскладе событий мог бы перерасти если не в мировую, то в полумировую революцию.

Рассчитывать на полностью пролетарский характер германской революции было бы слишком большой авантюрой даже для тех авантюрных времен. Поэтому, кроме чисто классовых инстинктов, решено было сыграть на чувстве национальной униженности немцев. Предполагалось, что немецкий народ поднимется против Антанты. Поэтому в ходе подготовки революции всячески заигрывали с германскими офицерами: какая, мол, разница, будут ли у власти капиталисты или социалисты? Главное, чтобы Германию освободили. Карл Радек, выступая на пленуме Исполкома Коминтерна, говорил: «Мы должны склонить буржуазные слои Германии против Антанты, чтобы они нас поддержали».

Но главная ставка делалась, конечно, на экспорт революции плюс вооруженное восстание германских рабочих. В Германию направили группу эмиссаров ЦК — Пятакова, Рудзутака, Радека, Крестинского. Отправились в Германию и военные, среди которых были Тухачевский, Якир и Уборевич. Студенты, знающие немецкий язык, были мобилизованы. Страна жила в ожидании победоносной войны.

Однако из затеи ничего не вышло — германские рабочие не обнаружили ни малейшего желания подниматься на борьбу. Позже выяснилось, что весь «германский октябрь» был чистой воды авантюрой, что никаких шансов на успех не было изначально, вскрылись массовые приписки. Говорили, что двенадцать дивизий ждут сигнала к выступлению — на самом деле не было ни одной. Оружия приобрели гораздо меньше, чем потратили денег. «Революционные немецкие рабочие» обнаружили неистребимую склонность к воровству и халяве. Они старательно изображали из себя революционеров, пока им платили деньги. А деньги в Германию шли немереные. Были созданы «железный фонд» Коминтерна, «венский фонд» и т. д. Как водится, в последний момент предали и социал-демократы. Убедившись, что воевать, собственно, некому, советские руководители отменили восстание. Входивший тогда в ультралевую фракцию КПГ Эрнст Тельман поднял свое собственное восстание в Гамбурге, но его быстро подавили. «Германский октябрь» торжественно провалился.