Александр Колпакиди - Двойной заговор. Сталин и Гитлер: несостоявшиеся путчи [с иллюстрациями]

В июне 1928 года покаявшиеся Зиновьев и Каменев были восстановлены в партии. Однако перенесенные унижения, как нетрудно догадаться, не прибавили им любви к Сталину, которого они считали причиной всех своих бед. 9 июля Сокольников написал Каменеву в Калугу письмо, которым срочно вызывал его в Москву. Приехав, он узнал, что Бухарин окончательно порвал со Сталиным и предложил ему, Каменеву, включиться в блок для снятия генсека. Каменев еще помнил, как «любимец партии» сладострастно топтал его с Зиновьевым на последнем съезде, однако на встречу согласился и потом сделал о ее ходе подробную запись. Особую пикантность ситуации придавал тот факт, что «всевидящее око ОГПУ» встречу проморгало. Зато ее не проморгал Троцкий — позднее троцкисты использовали запись Каменева в своих целях.

Бухарин пылал ненавистью. Сталина он называл Чингисханом и беспринципным интриганом, говорил, что его политика губительна для революции и ведет к гражданской войне. Но это все риторика, а вот что интересно: в числе своих сторонников по блоку он называл Рыкова, Томского и Угланова, а также сказал, что на стороне оппозиции Оргбюро и даже Ягода и Трилиссер, руководители ОГПУ. По его словам, Орджоникидзе, Ворошилов и Калинин тоже были на их стороне, но в последний момент предали. Главную задачу свою и своих сторонников Бухарин видел в том, чтобы подготовить снятие Сталина. Хотя при этом говорил: «Снятие Сталина сейчас не пройдет… Субъективные условия для снятия Сталина в ЦК зреют, но еще не созрели». «Рыков, Томский и я согласны в следующем: было бы куда лучше, если Зиновьев и Каменев были бы в Политбюро вместо Сталина…»

Как вариант был у Бухарина и временный отход от политики с решительным выступлением в разгар кризиса, который неминуемо должен был наступить (вероятно, он рассчитывал страну из этого кризиса вывести). В ближайшее время он собирался опубликовать в «Правде» свою статью с косвенной критикой Сталина (весь он в этом, в этой косвенной критике) и антисталинский доклад Рыкова.

Однако для лидера оппозиционной группы Бухарин был непоследователен, половинчат и истеричен. Рассказывая все это Каменеву, бывшему оппозиционеру, которого он сам шельмовал на прошлом съезде, Бухарин так старался привлечь его на свою сторону, что тот расценил это как заискивание. «Политическое, конечно…» — дипломатически добавил он.

Расставаясь, оба договорились держать встречу в тайне. Однако вскоре слухи о ней просочились к другим участникам «ленинградской оппозиции», а затем Троцкий опубликовал запись Каменева о встрече. 20 января 1929 года она была напечатана в листовке «К партийным конференциям. Партию с завязанными глазами ведут к катастрофе». Вскоре этот же текст, несколько отредактированный, появился в издававшемся в Берлине «Социалистическом вестнике», затем в западной троцкистской прессе в переводе на немецкий и французский языки и в русских эмигрантских газетах.

Да, но каким образом запись о сугубо конфиденциальной встрече вообще попала к Троцкому? Дружба, все дружба. На сей раз роковую роль сыграла дружба секретаря Каменева Филиппа Швальбе с молодыми троцкистами, которая продолжалась и после разрыва его патрона с Троцким. В их число входили и два бывших секретаря Троцкого, которые собирали архив оппозиции. Швальбе снял копию текста записи и передал ее на хранение троцкистам. А те, вместо того чтобы ее хранить, передали дальше для опубликования. Ничего удивительного в этом нет — обычная история для той эпохи. Другой вопрос: зачем Каменеву вообще понадобилось записывать ход встречи?

Такой противник, как Бухарин, был Сталину не страшен. Он легко дискредитировал его в Коминтерне. После конгресса Коминтерна снова всплыли разногласия между властями и бухаринской группой, теперь уже по поводу индустриализации. Бухарина, Рыкова, Томского и их сторонников официально объявили правой оппозицией и начали против них кампанию, завершившуюся разгромом на ноябрьском пленуме ЦК 1929 года.

Но пока что шел октябрь 1928 года, и оппозиционеры были еще слишком сильны. Сталин решил громить их по частям и повел наступление против московского комитета ВКП(б). Для начала в МК прошла небольшая чистка. Затем первого секретаря горкома бухаринца Угланова и второго секретаря Котова заменили на Молотова и Баумана. Правые из московской организации попытались побудить своих вождей воспротивиться чистке, но не получили отклика. Томский отделался шуткой. Бухарин, который в то время был болен, во время визита Рютина, Угланова и Куликова расплакался и, продолжая ругать Сталина, сказал: «Я сейчас чувствую себя буквально обмазанным с головы до ног говном». Еще бы, когда все время бегаешь со стороны на сторону, не мудрено именно в нем в итоге и оказаться.

Теперь, после предательства вождей, разгром «правых» был только делом времени. На апрельском пленуме Сталин роздал всем участникам пленума номер троцкистского «Социалистического вестника», где была опубликована запись разговора Бухарина с Каменевым, и обвинил Бухарина в связях со «вчерашними троцкистами» и попытке создания фракционного блока. Бухарин крутил и вилял, но не сказал ничего убедительного. Томский был снят с поста председателя ВЦСПС, Бухарин — с поста главного редактора «Правды». На своем посту — Председателя Совнаркома — до 1930 года удержался только Рыков. Бухарин раскаялся полностью и через пару лет выступил с горячей поддержкой коллективизации, по сравнению с которой те чрезвычайные меры, против которых он так горячо протестовал, были сущей ерундой. Как известно, это ему не помогло.

С безответственной парламентской болтовней было покончено. Отныне любой оппозиционер отвечал за свои взгляды как минимум партбилетом. До 1 февраля 1930 года контрольные комиссии привлекли к ответственности за троцкизм 7300 человек. Привлечение, хоть и звучало грозно, означало всего лишь, что человека ставили перед выбором: либо покаяться и отречься от своих взглядов, либо — исключение из партии и пристальное внимание ОГПУ. Ни о каких репрессиях тогда никто не думал, а если бы сказали — не поверил.

Среди сосланных лидеров оппозиции первыми капитулировали Радек, Преображенский и Смилга. Многие оппозиционеры присоединились к их заявлению с осуждением Троцкого и его деятельности. Одни — более менее искренне, в порядке партийной дисциплины. Другие — чтобы получить «отпущение грехов», вернуться в партию и тайно продолжать прежнюю работу.

Да, к 1930 году с легальной оппозицией было покончено, но начала оформляться куда более опасная оппозиция — нелегальная.