Майкл Ходарковский - Степные рубежи России

Причиной российской экспансии в южном направлении (а также одним из факторов, облегчивших ее) было отсутствие в этом регионе обществ, организованных в государства, что приводило к политическому вакууму и прозрачным границам. Продвижение России изменило жизнь местных жителей самым коренным образом. Их растущая зависимость от России обострила существовавшие в их обществах политические и социальные противоречия и создала новые. Видимые экономические выгоды от сотрудничества и торговли с Россией продолжали привлекать местные элиты, чьи растущие запросы и ожидания оборачивались более тяжелым бременем для простонародья. По мере расширения рыночных связей с Россией и ее политической сферы влияния местные общества оказались в еще большей зависимости от России. Итогом этой интеграции стало обогащение элит, обнищание простонародья и растущее социальное и экономическое расслоение в обществах, подогревавшее их внутренние распри [627] Не меньшую роль играла высокая смертность коренного населения от кори, сифилиса и туберкулеза. Этот вопрос пока не привлек внимания специалистов по России и по-прежнему ждет серьезного исследования. Отрывочные архивные данные указывают, что распространение болезней могло быть столь же смертельным для различных групп коренного населения, как и в лучше задокументированном случае коренного населения Америки. .

С самого начала экспансии в середине XVI столетия российский опыт, цели, идеи и политика на южной границе были более типичны для европейской экспансии Высокого Средневековья, чем для европейской колонизации Нового Света. Лишь в середине XVIII века различные российские чиновники стали сознательно конструировать цели и стратегии России по образцу европейского опыта в Новом Свете. Но, в отличие от средневековой Европы, где пограничные регионы оказались под контролем могущественных и независимых феодалов, или более поздних европейских колониальных проектов в Америке и Азии, главным двигателем которых были меркантилистские интересы, российская экспансия на юг на протяжении всего этого периода объяснялась в первую очередь геополитическими соображениями и лишь во вторую очередь интересами экономики и торговли [628] Medieval Frontier Societies / Еds. R. Bartlett, А. MacKay. Oxford: Oxford University Press, 1989. Вызывает интерес также замечание Эмиля Бутми, французского политолога, жившего в XIX веке. Он заметил, что Америка скорее не демократия, а большая коммерческая компания для открытия, обработки и капитализации ее огромной территории: «Соединенные Штаты в первую очередь коммерческая фирма… и только во вторую очередь – нация». См.: Cronon W. Nature’s Metropolis. New York: W. W. Norton, 1991. P. 53. .

Формально основой Британской империи была королевская власть, но реальные бразды правления находились в руках парламента, частных учреждений, торговых компаний, семей (две из которых создали Мэриленд и Пенсильванию) и добровольных обществ, заботящихся о распространении христианства. Пример тому – роль огромных британских торговых организаций, Компании Гудзонова залива и в особенности Ост-Индской компании, правившей Индией до 1858 года, когда контроль над страной наконец был передан британскому правительству.

В Российской империи не было такого распыления власти. Единственные примеры из российской истории, поддающиеся сравнению, – два коротких периода, когда купеческая семья Строгановых получила хартию на колонизацию Сибири (в 1560‐е) и когда Российско-американская компания правила Аляской (с 1799-го до продажи Аляски Соединенным Штатам в 1867 году). Даже в Испанской Америке, где королевская власть гораздо лучше контролировала процесс колонизации, чем какая-либо другая из европейских монархий, частные компании и церковь пользовались существенным самоуправлением. А вот московская колонизация побежденных земель и народов была, безусловно, государственным предприятием. В этом смысле, вопреки общепринятому мнению, русские «опередили» европейцев, которые лишь в XIX веке в полной мере стали использовать государственную машину для присоединения заморских владений и установления полного контроля над ними.

Государственный характер российской колонизации и экспансии стал одним из главнейших факторов, отличавших российский колониализм в южных землях от опыта других европейских колониальных держав до XIX века. Он оказал многостороннее воздействие на природу российского колониализма. Немудрено, что, вопреки последней моде отыскивать практически в любом колониальном контакте «среднюю позицию», подразумевающую не господство единой культуры, но слияние нескольких равных культурных традиций, ничего подобного в России не просматривается. В самом деле, «средняя позиция» возникала там, где стороны действовали под влиянием прагматических интересов торговли, а не идеологических доктрин. Так обстояло дело на ранней стадии существования американского пограничья, когда коренные американцы встречали торговцев и трапперов.

Но в России, где процесс колонизации развивался по планам и под контролем правительства, власти не были заинтересованы в допуске какой-либо «средней позиции». Даже тогда, когда она в неявном виде присутствовала, как в процедурах выплаты ясака, идеология правительства отказывалась признать это и официальная риторика продолжала отрицать реальность. В разное время российские власти пытались создать смешанные пограничные учреждения. Но они оказались недолговечными, и как местным жителям, так и русским было очевидно, что все они олицетворяли лишь слабо замаскированные попытки поставить местные обычаи на службу российских имперских властей.

Вряд ли получится отыскать в российском колониальном пейзаже русского Бартоломе де Лас Касаса или Эдмунда Берка. Если они и существовали, их голоса никто не услышал. Дело в том, что протестовать против обращения с коренными жителями во имя Бога, как Лас Касас, или во имя человечности, как Берк, означало сомневаться в правительстве и его политике, а мало кто осмеливался делать это напрямую [629] Тем, кто пытался ставить под вопрос российскую политику и предлагать альтернативы, рекомендовали от этого воздержаться. Типичным примером является случай Хан-Гирея, коренного жителя Кавказа и русского офицера. В 1836 году он подал на одобрение государственных чиновников свою рукопись «Записки о Черкесии». Рукопись попала в разряд секретных документов и рассматривалась самыми высокопоставленными российскими чиновниками на протяжении четырех лет, после чего император Николай I счел, что печатать ее «неудобно». Рукопись была погребена в архиве до 1950‐х годов, когда ее наконец обнаружили. Она так и осталась неопубликованной. См.: Косвен М. О. Этнография и история Кавказа. М.: Восточная литература, 1961. С. 196–197; Хан-Гирей. Избранные произведения. Нальчик: Эльбрус, 1974. С. 15–18. . Зато в России было много своих уорренов гастингсов, коррумпированных и жестоких генерал-губернаторов, неумолимых в своем чувстве добродетельного превосходства по отношению к местному населению. Похоже, что господство государственных интересов в российских колониальных предприятиях уничтожило всякую возможность откровенного колониального дискурса.