Адам Мец - Мусульманский Ренессанс

Настало наконец время, которого так долго с нетерпением ждали Алиды: значение их повсюду стало расти, а Аббасиды сходили на нет. В Хорасане, например, ал-Мукаддаси встречает много богатых Алидов, но не находит ни одного Хашимита из местных жителей [1126]. IV/X век создал и здесь нынешнее положение, ибо род Мухаммада представляли почти исключительно потомки ‘Али. Отныне все должны были служить их интересам — и карматы и Фатимиды. Они основали в горах Персии алидскую империю, во второй половине столетия захватили Мекку, сделали ее вместо Медины столицей священной области, сумев хитро использовать в своих целях ожесточенный спор Багдада и Каира из-за этого центра ислама [1127]. Новые властители на Западе и на Востоке — Хамданиды и Бунды — были шиитами. Растущее почитание пророка озаряло и его потомков более ярким сиянием. Когда у Кафура в один прекрасный день во время выезда выпала из руки плеть и ее подал ему один тариф, он сказал: «Теперь я охотно умру, ибо какая у меня в жизни еще может быть цель, после того как один из сыновей посланника Аллаха подал мне мою плеть». И он действительно вскоре после этого умер [1128].

Не только в шиитской Тивериаде <���Табарийа> было в начале IV/X в. такое положение, когда без тамошнего главы Алидов не существовало «ни да, ни нет» [1129], но даже и свободный от каких бы то ни было предрассудков властитель Египта Ихшид всегда имел при себе двух таких господ: Хасанида ‘Абдаллаха ибн Табатаба и Хусайнида ал-Хасана ибн Тахира, «которые никогда его не покидали и были между собой злейшими врагами» [1130]. Последний обеспечил ему мир с Сайф ад-Даула [1131]и спас его посредством переговоров в 327/939 г. от наседавших на него вавилонцев [1132]. В том же году другой Алид благодаря своему влиянию у карматов освобождает уже десять лет закрытую дорогу паломников [1133].

В домах шиитских правителей Бундов и Хамданидов Алиды были наиболее подходящими посредниками в семейных распрях. В этом весьма прибыльном промежуточном положении им было крайне неудобно, когда багдадское правительство в конце концов принудило их раскрыть свои карты в отношении Фатимидов и стряхнуть тех как фальшивых отпрысков с родословного древа ‘Али. В 403/1012 г. вышел приказ багдадского правителя ко всем чиновникам, в котором им в весьма категорической форме предписывалось проявлять заботу об Алидах,— ничего подобного ранее не случалось [1134]. Одновременно предводитель алидской знати награждался черными официальными одеждами Аббасидов, которые до сего времени не носил ни один Алид [1135]. Тем самым бывший некогда более могущественным аббасидский кузен признал себя побежденным.

Потомки первых трех халифов не играли никакой роли. Когда группа «чтецов» пожаловалась Харуну на кади Египта ал-‘Омари, он приказал проверить диван: нет ли еще какого-нибудь потомка ‘Омара I среди его чиновников. Когда никого не нашлось, он отказал жалобщикам [1136]. Его преемник ал-Бакри, поставленный ал-Амином, пришел в Египет нищим и был столь несчастлив со своим земельным наделом, что не в состоянии был платить земельный налог, так что налоговый чиновник воскликнул: «Сын сподвижника нашего пророка и его потомков преследуется за это! Его долг — это мой долг, и я буду ему выплачивать его каждый год!» [1137].

В современном Египте, напротив, наряду с потомками пророка знать составляют потомки Абу Бакра и ‘Омара. Так, Бакри или Сиддики с начала XIX в. завладели наиболее доходными духовными должностями [1138]. Некий Османид, потомок халифа ‘Османа, около 400/1009 г. шлялся как прихлебатель «по всем улицам Нисибина» и делал не так уж много чести своему благочестивому родоначальнику; но и его также называли шарифом [1139].

Таковы основные черты мусульманской знати [1140].

Доисламская знать упорнее всего держалась в феодальных областях, в лесах, на горах и в замках Фарса. Там чтили древние роды, и они наследовали друг от друга правительственные должности с древнейших времен вплоть до сего дня [1141]. Восхваляют их рыцарское поведение: «чистоту от низменных привычек речи, отсутствие открытых связей с блудницами, стремление к высшей красоте в доме, одежде и столе» [1142].

Из числа омейядских вельмож сумели сохранить свои позиции одни только мухаллабиты — потомки ал-Мухаллаба ибн Абу Суфры. Резиденцией их была Басра, где они жили в роскошных домах [1143]. Один из них играл некоторую роль в большом восстании рабов III/IX в., вероятно потому, что надеялся на падение Аббасидов [1144]. Другой приблизительно в середине IV/X в. был везиром ‘Адуд ад-Даула. Род кади из Бану Абу-ш-Шавариб утверждал, что они родственники Омейядов [1145], а следовательно, и родственники повелителей Кордовы и Мултана [1146].

Вольная аббасидская военная знать, абна ад-даула (ед.ч. банави ) — роды, пришедшие вместе с династией из Хорасана,— процветала уже в III/IX в. и выделялась своими великолепными боевыми доспехами и конями [1147]. В IV/X в. эта знать была вытеснена несвободными или вольноотпущенными всадниками, тюрками и персами.

Последние отпрыски дома Тахиридов, который в III/IX в. был первым в империи после династии Багдада, в конце IV/X в. также влачили жалкое существование при дворе в Бухаре. Не совсем пропало у них только поэтическое дарование [1148]. На всем Севере, вплоть до областей, занятых тюрками, этих господ именовали римско-византийским словом «патриции» (арабск. батарика ) [1149].

Немного сплетен о знатных семьях того времени отложилось у Ибн Руста (конец III/IX в.). Так, он утверждает, что род ал-Аш‘ас происходил от какого-то персидского сапожника, а богатство пришло к ним от одного бездетного иудея, за которого вышла замуж тетка сапожника. Родоначальник мухаллабитов — персидский ткач; дом Халида ибн Сафвана восходит к крестьянке из Хиры, которая, будучи беременной, попала в руки арабов. Род ал-Джахм — от беглого раба, который ложно приписал себе знатное происхождение от курайшитов. Богатый владетельный княжеский дом Абу Дулафа в Кередже на Севере — от банкира-христианина из Хиры; верховный военачальник ар-Раби‘, основатель влиятельного чиновничьего рода, как говорят, был непутевым внебрачным сыном распутной рабыни [1150].

Рабов держали все: и мусульмане, и христиане, и иудеи. Только христианская церковь терзалась при этом время от времени угрызениями совести и говорила о том, что во Христе нет ни рабов, ни свободных [1151]. По крайней мере за торговлю рабами церковь устанавливала отлучение от общины [1152]. Мусульман же поражало главным образом то, что рабыни в христианских и иудейских домах не были в распоряжении хозяина дома так же, как и наложницы [1153]. Происходило это по той причине, что законы христианства на Востоке рассматривали связь мужчины со своей рабыней как разврат, который он должен был искупить церковным покаянием. Супруга же должна была продать рабыню и удалить ее из дома. Если же рабыня принесет своему хозяину-христианину ребенка, то его следует воспитывать как раба, «дабы осрамить его распутного отца» [1154]. Халиф ал-Мансур однажды послал врачу Георгиосу трех прекрасных греческих рабынь и 3 тыс. золотых. «Врач принял деньги, а девушек вернул обратно, сказав повелителю: „Я не могу жить с ними в одном доме, ибо нам, христианам, разрешено иметь только одну жену, а у меня есть жена в Билафете“. Халиф похвалил его и полюбил за это» [1155].