Персиваль Элгуд - Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э.

Так или иначе, он добрался вовремя. Антиох узнал о вмешательстве сената и оставался в Элевсине, откуда были видны городские стены Александрии, не решаясь выступать. Высадившись на берег, Попилий не спешил. Этот высокомерный римлянин привык считать царей и князей непослушными детьми и собирался заставить Антиоха понять, что относит к данной категории и его. В результате римский посол сначала обменивался длинными приветствиями с царями и царицей и неспешно наслаждался столичными дворцами и храмами и только затем двинулся в Элевсин. Там его с нетерпением ждал Антиох. Мужчины обменялись жесткими взглядами. Антиох был вооружен до зубов и злился из-за задержки, а Попилий держал в руке только тонкую палку, был спокоен и вел себя надменно.

Царь Сирии сделал шаг вперед и протянул руку. Но Попилий не последовал его примеру. Спрятав руки в складках своей тоги, он попросил спутника передать царю указ сената. Антиох взглянул на дощечки и сказал, что должен посоветоваться со своими друзьями. Попилий улыбнулся, поднял палку и очертил ноги царя, а затем потребовал: «Дай мне ответ для сената, не выходя из этого круга!» Униженный Антиох какое-то время колебался, не желая подчиняться, но в то же время и не отваживаясь возражать, но затем угрюмо произнес: «Что почли за благо в сенате, то я и сделаю». Тогда Попилий наконец протянул ему свою руку [53].

Однако миссия Попилия еще не была закончена. Вернувшись в Александрию, он прочитал юным царям целую лекцию о вреде вражды внутри семьи и посоветовал обоим думать не столько о личных целях, сколько об интересах всей страны. Затем, приплыв на Кипр, он велел войскам Антиоха покинуть остров и поспешил обратно в Рим. Сразу за ним следовали новые послы из Египта и Сирии. Антиох и правда очень хотел сохранить дружественные отношения с сенатом, ведь на кону было его собственное царство и он ужасно боялся повторить судьбу македонского царя Персея [54]. Селевкидские послы говорили, что «мир царю показался милее любой победы, ибо этот мир угоден сенату, и он, Антиох, повиновался приказам римских послов, как велениям богов» [55]. Однако это простодушное объяснение не произвело на сенаторов никакого впечатления. Убежденные в том, что Египет и Сирия должны стать марионетками Рима, они просили передать Антиоху, что он поступил правильно, подчинившись воле сената, а египетским царям – сказать следующее: римляне рады слышать, что их действия помогли Птолемеям.

Когда ему пересказали слова сенаторов, Эвергет ощутил разочарование, ведь вместо того, чтобы подтвердить его право занимать престол в результате избрания, римляне, судя по всему, с одобрением отнеслись к тому факту, что ему приходится делить трон с братом. Ситуация действительно оказалась довольно сложной. Между братьями не была разделена политическая или территориальная ответственность, не существовало различий в одежде. Каждый из них ревниво держался за свои привилегии, носил на официальных мероприятиях наряд, характерный для правителя из династии Птолемеев, – македонскую хламиду, или плащ, и каусию, шляпу с широкими полями. На лбу каждого из братьев красовалась диадема, представляющая собой простую или небогато украшенную полоску металла, а в правой руке оба они держали по деревянному посоху, игравшему роль скипетра. К каждому из них обращались со словами «о царь» и отдавали воинскую честь. В подобных условиях против одного из правителей просто не мог не сформироваться заговор. К тому же у каждого из братьев были свои сторонники. Жители хоры поддерживали старшего, ставшего царем по праву первородства, а александрийцы – младшего, которого они сами избрали на царство.

Внезапно по столице стали ходить слухи о том, что Филометор задумал убийство брата. Некий полукровка по имени Петосарапис стал призывать людей свергнуть потенциального братоубийцу. Однажды утром городская чернь собралась на стадионе и стала требовать, чтобы цари вышли. Предполагалось, что младший из братьев выступит с обвинением, а старший на него ответит. Момент для соблюдения этикета был не очень удачный, и, быстро собравшись, братья вышли навстречу возбужденной толпе. Филометор с негодованием отрицал свою вину, а Эвергет запинающимся голосом уверял, что ничего не знает о злокозненных замыслах брата.

Тотчас же кто-то заговорил о том, что Петосарапис сам хочет занять трон, и с криками: «Династия в опасности!» – люди отправились на поиски этого человека. Но он предусмотрительно покинул город и присоединился к толпе недовольных солдат, ждавших приказа, чтобы проникнуть во дворец и начать грабить. Филометор, добравшийся до Элевсина во главе отряда своих телохранителей, сумел поймать бунтовщиков. Петосарапису удалось бежать, и он направился в Верхний Египет, но в Панополе (современный Ахмим) Филометор сумел загнать его в угол, а заодно стер город с лица земли.

Пока Филометор был в Верхнем Египте, Эвергет смог упрочить собственное положение. Он заявил, что теперь боится за свою жизнь, и стал умолять сторонников защитить его от мстительного брата. Вскоре жители столицы стали прислушиваться к его словам. Они сами избрали его царем и не собирались изменять свое решение. Когда Филометор вернулся в Александрию и заметил обращенные на него мрачные взгляды горожан, он все понял. Двум царям не было места на египетском троне, и один из них – старший или младший – должен был навсегда исчезнуть. Вряд ли это открытие удивило Филометора. Он отбросил иллюзии, избавился от надежды смягчить безжалостное и ревнивое сердце Эвергета и даже усомнился в словах брата, заявлявшего, что ему ничего не известно о заговоре Петосараписа.

Перспективы были не самыми многообещающими. Филометор понимал, что события могут развиваться по одному из всего лишь двух сценариев. Он мог уехать в Мемфис или попросить римлян рассудить его с братом. Но ни один из этих вариантов не казался ему многообещающим. Если он выберет первый из них, в Египте начнется гражданская война, а отдав предпочтение второму, пошатнет престиж династии. После некоторых раздумий второе показалось исполненному добрых намерений Филометору наименьшим злом, и он решил отправиться в Рим.

Момент для этого был не особенно подходящим. Контроль над государствами, расположенными в бассейне Эгейского моря, по мнению сенаторов, имел как положительные, так и отрицательные стороны. Каждый взволнованный правитель одной из стран Малой Азии спешил рассказать им о своих бедствиях. В итоге в целях самозащиты римлянам пришлось издать указ о том, что «ни один царь не может ступить на землю Рима, если не получил приглашение».