Персиваль Элгуд - Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э.

Особенно четко это прослеживается по документам из Серапеума, в которых говорится как о самом храме, так и о многочисленных часовнях и святилищах, расположенных поблизости от него. Храмовый участок превратился в настоящий процветающий город, обитатели которого наживались на больных и здоровых, искренне верующих и вполне приземленных людях. Хромые и калеки надеялись исцелиться там благодаря божественному лекарю Имхотепу; деловые люди стремились получить совет от оракула, пользовавшегося в тот период большой популярностью; комиссионеры организовывали там свои конторы, ремесленники создавали мастерские, истолкователи ставили свои палатки. Услуги последних всегда пользовались большим спросом. Как правило, такой человек, обладавший способностью к убеждению, заявлял, будто он умеет толковать ответы оракулов (правда, получалось это довольно невразумительно) и сны (хотя и очень путано). Скромностью истолкователи при этом не отличались. «Я толкую сны, – написал на своей вывеске один из этих шарлатанов, – по приказу бога Удачи. Этот истолкователь – критянин».

Те, кто обратился с вопросом к оракулу, очень часто почти ничего не получали за свои труды. «Ты сам не говоришь ничего, кроме лжи», – писал некий Аполлоний, со злостью обращаясь к другу, добровольно поселившемуся в храме Сераписа. Очевидно, последний посоветовал приятелю обратиться к определенному оракулу, чем и вызвал его недовольство. «И твои боги тоже, – мрачно добавил Аполлоний, чтобы уколоть адресата еще сильнее. – Никогда, – заключил он, – не подниму я голову из-за стыда, который мы навлекли на себя, обманутые богами и верой в сны».

В многочисленных часовнях и святилищах жили катохи, или отшельники, люди, разочаровавшиеся в мирской жизни.

Некоторые из них, устав от семейной жизни, так прикипали к покою, царившему в святилище, что больше никогда не возвращались домой. Одним из них стал некий Гефестион, и его жена Исиада жаловалась (причем небезосновательно) на его поведение. Она чувствовала себя униженной. Даже не попрощавшись, ее муж ушел в Серапеум, а затем, не сказав ни слова, покинул святилище и исчез. Неудивительно, что Исиада чувствовала себя обманутой. «Пока ты был дома, – писала она, надеясь, что ее мольба поможет разыскать мужа, – я испытывала нужду. Думая о твоем возвращении, я должна чувствовать облегчение. Но ты… ты никогда даже не думал о том, чтобы вернуться, ни взглянул даже на то, в каком бедственном положении мы находимся».

В Серапеуме жили и девушки, иеродулы, или служанки, которые должны были ежедневно совершать возлияния в честь того или иного бога или выполнять какую-то другую несложную работу. К их числу относились близнецы Таус и Фоес, оказавшиеся в тяжелой жизненной ситуации. Их отец бежал, а мать обладала далеко не самой хорошей репутацией. Защитника девушки нашли в лице Птолемея, сына Главка.

Во сне ему явился Тот, писец Осириса, предупредил о прибытии девушек в Мемфис и сказал: «Я поручаю этих близнецов тебе». Птолемей проснулся, упал на колени и стал молиться Исиде. «Приди ко мне, – вскричал он, – богиня богинь, сжалься и услышь меня, защити близнецов, избавь меня, я стар, я знаю, что конец мой близок, но они станут женщинами, и если они осквернятся, то никогда не очистятся». Его беспокойство не было безосновательным, ведь несчастные иеродулы, оказавшись во власти алчных жрецов, нередко становились храмовыми проститутками.

Этот Птолемей, защищавший людей, попавших в безвыходную ситуацию, был настоящей занозой для жрецов, управлявших Серапеумом. Он умел приводить весомые доводы и имел привычку отечески заботиться о ближних, потерпевших от кого-то обиду, из-за чего вызвал неприязнь священнослужителей, для которых он был огромной помехой и которые, к своему несчастью, никак не могли от него избавиться. Он прекрасно знал свои права: катоха из Серапеума могла изгнать только смерть, а отправляться на тот свет Птолемей не собирался. К тому же он пользовался большой популярностью в немногочисленном сообществе отшельников, и спрос на его услуги был неизменно большим. Это было неудивительно: структура и слог его прошений вызывали восхищение и уважение даже у образованных священнослужителей, грехи и упущения которых он добросовестно записывал. О ситуации, в которой оказались жившие в Серапеуме близнецы, стало известно как раз из одного из его прошений, адресованного «царю Филометору, его сестре Клеопатре, богам-Филометорам».

Поначалу девушки разместились в небольшом храме, посвященном Исиде, где вели очень скромный образ жизни. Вознаграждение за их работу, несомненно, было совсем незначительным – в месяц они получали около четырех литров масла и могли рассчитывать на суточный паек хлеба. Но и работа была несложной – на рассвете и на закате девушки должны были совершать возлияния в честь Исиды, и за разговорами с посетителями время проходило незаметно. На протяжении нескольких первых месяцев все было хорошо, но затем случилось какое-то загадочное происшествие. Порция хлеба, которую получали девушки, уменьшилась вдвое, масла им тоже стали выдавать намного меньше, и близнецы были вынуждены обращаться за помощью к соседям или ложиться спать голодными.

Девушки обратились за помощью к посетившему их Птолемею, сыну Главка, и он, тронутый их печальным рассказом, написал царю обращение. Но его петиция так и не дошла до адресата. Филометор покинул Мемфис за день до этого, и Птолемей был вынужден ждать его возвращения. Со вторым письмом отшельнику повезло больше. Филометор прочитал обращение и приказал Асклепиаду, занимавшему должность эпистата и контролировавшему деятельность Серапеума, разобраться в ситуации. Для того чтобы выполнить царский приказ, Асклепиад передал петицию своему заместителю Сарапиону, а тот, в свою очередь, отдал ее главному счетоводу Дориону. Через несколько недель документы вернулись к эпистату. В ответ на запрос сверху сообщалось, что храмовые власти поступили неправильно и ущемили права близнецов.

Казалось бы, инцидент на этом можно было считать исчерпанным. Но те, кто так думает, плохо знакомы с особенностями работы бюрократической машины, существовавшей в эллинистическом Египте. Неприятности девушек только начинались. «Пакет» с документами теперь стал довольно пухлым и отправился в новое путешествие. Мемнид, отвечавший за припасы, обратил внимание на распоряжение эпистата решить проблему, и «дело» девушек прошло через множество новых инстанций, пока не оказалось у Теона, отвечавшего за питание. К несчастью, этот египтянин не любил всех греков как таковых, и документы лежали на его столе мертвым грузом до тех пор, пока Мемнид не прислал ему напоминание, написанное в довольно резкой форме, и Теон не осмелился и дальше откладывать это дело.