Персиваль Элгуд - Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э.

Однако проблемы на этом не заканчивались. Из Птолемаиды, расположенной посередине между Мемфисом и Фивами, пришла неприятная для Эвергета новость о том, что все бывшие наемники, ставшие клерухами, и их сыновья готовы помочь царице. Это заставило Эвергета задуматься. Он понимал: если клерухи из Птолемаиды поддержат Клеопатру, то их товарищи, живущие в других номах, скорее всего, последуют их примеру. Вероятность данного события была очень велика. Все греческие и македонские наемники относились к Птолемаиде по-особому, ибо там в неизменном виде сохранились эллинистические установления и идеалы. Синкретизм не пользовался в этом городе большой популярностью. В других местах греки могли поклоняться Исиде или совершать подношения в храме бога-крокодила Петесуха, но в Птолемаиде они были беззаветно преданны Зевсу и Дионису.

Этот обнесенный стеной город удобно расположился на берегу Нила. В эпоху правления фараонов он считался священным, а в эллинистический период здесь отправлялся культ основателя династии Птолемеев. Благодаря своему расположению Птолемаида играла важную роль со стратегической и административной точек зрения. Город находился в Фиваиде – местности богатой, но неспокойной. В нем располагались военные штабы и крупные чиновничьи конторы, а за ее пределами стоял крупный гарнизон. Греческие поселенцы, или клерухи, устроились в Птолемаиде с большим комфортом. Местные земли не нужно было улучшать, труд был дешевым, а желающих работать оказалось много. Бывшие наемники жили здесь в свое удовольствие.

Диониса почитало большинство греков, а в Птолемаиде была собственная актерская труппа, музыканты, танцовщики, сочинители рапсодий и драматурги, трудившиеся во славу этого бога. После каждого представления местные власти выбирали награду для исполнителей. В нашем распоряжении имеются две стелы, в которых говорится о том, что однажды человек, носивший такое же имя, что и бог, и бывший, очевидно, драматургом, в качестве вознаграждения получил венок из плюща. Стоит ли удивляться тому, что один из жителей этого веселого города, отправившись по своим делам вверх по течению реки, воспользовался представившейся ему возможностью и задержался на острове Филэ, чтобы обратиться к почитавшейся там Исиде с просьбой защитить «милую Птолемаиду, нильскую святыню, основанную Сотером».

Когда интерес к связанным с Дионисом развлечениям угасал, его место занимало оживление вокруг выборов в местные органы управления. Птолемаида была организована по образцу греческих городов-государств, и, соответственно, в ней было собственное буле, или совет, и экклесия, то есть народное собрание, принимавшие решения, выбиравшие магистратов и назначавшие эпонимных жрецов без оглядки на Александрию или Мемфис. Историк Истер, ученик Каллимаха, пользовавшийся в свое время большой популярностью, был настолько высокого мнения о Птолемаиде, что написал целое сочинение, посвященное истории этого города и состоящее из нескольких книг.

Тем временем в Риме страстные призывы Катона к тому, что «Карфаген должен быть разрушен», дали плоды, и в 146 г. до н. э. Сципион Эмилиан сровнял этого непримиримого врага римлян с землей. Теперь Карфаген стал римской провинцией, получившей гордое название Африка, и сенаторы задумались о том, как бы закрепить триумф, присоединив к ней Киренаику. Сенатор Минуций Терм отправился в Александрию, чтобы разузнать, как к этому отнесется Эвергет. Римлянин вел себя очень осторожно. Он заявил, что приехал в Египет из чистого любопытства, но, произнеся пару неосторожных слов, дал Эвергету понять, что тот может рассчитывать на поддержку сената в обмен на Киренаику. Однако царь, которого уже обвели вокруг пальца, обещав ему Кипр, почувствовал, что его пытаются загнать в новую ловушку. Эвергет поинтересовался, дадут ли римляне ему легион солдат, чтобы выгнать Клеопатру из Мемфиса. Минуций Терм не рискнул давать ему ответ на этот вопрос, и Эвергет был вынужден выбрать менее привлекательный для себя вариант – брак с сестрой.

Это предложение показалось Клеопатре весьма заманчивым. Жажда власти уже успела охватить ее, и ради сохранения своего положения женщина готова была пожертвовать всем остальным. Клеопатре казалось, будто жизнь проходит мимо. Приближался ее сороковой день рождения, а Неос Филопатору вскоре предстояло пройти обряд коронации. Женщина понимала, что после этого из царицы превратится в мать царя, и эта мысль была для нее невыносимой. В итоге после некоторого размышления она согласилась выйти замуж за Эвергета и вскоре после смерти старшего из братьев стала женой младшего. Во время короткого медового месяца молодожены путешествовали вверх по течению Нила, поражались величию Фив, восхищались великолепным храмом в Эдфу, строительство которого было начато первым Эвергетом и теперь приближалось к концу. Затем, вернувшись тем же маршрутом, новоявленные супруги воцарились в Мемфисе.

Этот союз вряд ли можно назвать счастливым, даже несмотря на то, что в результате него на свет появился наследник престола. Как только сомнения в беременности Клеопатры отпали, Эвергет убил своего племянника Неос Филопатора, чтобы расчистить путь к трону для собственного наследника. Никто не осмелился протестовать, и верховный жрец Мемфиса провел над убийцей обряд коронации, сделав его таким образом полноправным царем Египта.

Царь переехал в Александрию, где Клеопатру настигла Немезида. Она напрасно пожертвовала собой и никак не отреагировала на совершенное мужем преступление. Клеопатра стала царицей, но лишь номинально, ибо Эвергет не нуждался ни в ее советах, ни в ее обществе. В первом случае он считал, что единоличный правитель подходит для Египта гораздо лучше, чем двое, а во втором предпочитал компании женщины среднего возраста общество молоденьких девушек. Тогда его фавориткой была Ирина, родом из Киренаики, и он приказал убить полдюжины слуг, опрометчиво осмелившихся неуважительно отзываться о любовнице царя.

Однако Эвергет был ветреным человеком и в какой-то момент обратил внимание на незамужнюю дочь брата Клеопатру [58]. Его привлекла влюбчивость девушки, и он стал зондировать почву. Клеопатра с удовольствием отвечала на ухаживания дяди, даже несмотря на то, что его с трудом можно было назвать объектом девичьих грез. Эвергет был тучен, а его лицо обрюзгло, из-за чего александрийские злые языки вполне обоснованно обозвали его Фисконом – «Пузом». Но это не остановило Клеопатру. Этот мужчина был омерзителен, но оставался царем, а лишь немногие македонские царевны ждали от брака чего-то большего, чем общий трон. Девушка сообщила Эвергету, что будет принадлежать ему только при соблюдении им этого условия, и он согласился.