Персиваль Элгуд - Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э.

Услышав о браке, Клеопатра-мать пришла в ярость. Позабыв о собственном позоре, она назвала этот союз инцестом и со злостью в голосе стала напоминать Эвергету о том, что если в Египте будут править один царь и две царицы, то он станет посмешищем для всего остального мира. Но она истекала ядом напрасно. К тому времени брак уже был заключен, и Эвергет мог предложить старшей из Клеопатр только первенство в монаршем протоколе. В итоге около 143 г. до н. э. документы стали датироваться и подписываться тремя именами – «царя Птолемея, царицы Клеопатры-сестры и царицы Клеопатры-жены, богов Эвергетов».

Обеспокоенные сообщением Муниция Терма, сенаторы захотели больше узнать о ситуации в Египте. Во всех странах, расположенных в бассейне Эгейского моря, царили неразбериха и разногласия. Цари постоянно ссорились с царицами, а их подданные призывали чуму на обоих супругов. Сирия распалась надвое, Египет также был разделен, и в 136 г. до н. э. Сципион Эмилиан Африканский в сопровождении двух сенаторов и философа-стоика Посидония покинул Рим, чтобы «проинспектировать царства его союзников». Сначала высокопоставленный посол отправился в Александрию, где был тепло встречен Эвергетом.

Эти двое, обладавшие прямо противоположной конституцией и манерами, вместе представляли собой весьма странное зрелище. Гость выглядел важным и даже величавым, говорил лаконично и казался тем, кем и был на самом деле, – знаменитым военачальником. Хозяин самодовольно улыбался и был весьма словоохотлив. Невысокий и настолько тучный, что «самые длинные руки не могли объять его живот», он походил на клоуна. Еще большее впечатление производило различие в костюме. Сципион носил простую короткую тогу, в то время как на Эвергете были совершенно фантастический плащ, доходивший ему до лодыжек, и наряд с рукавами, закрывавшими запястья. Оба этих одеяния были сшиты из просвечивающей ткани, благодаря чему всем были видны недостатки его фигуры.

Считая, будто роскошь произведет на гостя должное впечатление, царь стал закатывать бесконечные пиршества, устраивать торжества, игры и театральные представления. Однако все эти усилия были потрачены впустую – Сципион считал подобные развлечения достойными лишь бесполезного царя и малозначимого народа. Такую же неприязнь у него вызывали дворцовые прихлебатели, следовавшие за ним по пятам, надеясь на знакомство со знаменитым разрушителем Карфагена. Храмы и другие здания произвели на римлянина более яркое впечатление, чем местное население. Их оформление было бесподобным; это был именно тот случай, когда искусство сумело дополнить сделанное природой. Неподалеку от берега над морем возвышался Фаросский маяк, блестевший в солнечном свете, а чуть глубже в сторону суши сверкали, отражая яркие лучи, темные воды озера Мареотис.

Побывав в Семе, Сципион полюбовался на золотой саркофаг Александра Македонского, полководца еще более выдающегося, чем он сам. Затем он задержался в храме Арсинои, чтобы поразмышлять о полной превратностей жизни братолюбивой правительницы Египта. Будучи человеком образованным, он с нетерпением ждал посещения Мусейона и Александрийской библиотеки. Но, оказавшись там, Сципион был разочарован, так как залы первого и скамьи второй оказались пустыми. Испуганные объявлением людей вне закона и конфискациями, ученые и их ученики предпочли совершать духовные и научные поиски в других краях.

Обрадовавшись возможности сбежать от гостеприимного хозяина, Сципион отправился вверх по течению Нила, обращая по пути внимание на работу земледельцев и степень плодородия почвы. По его мнению, для счастья жителям Египта недоставало лишь грамотной системы управления – римлянин не нашел и следов этого неоценимого преимущества. Коррумпированные чиновники бездействовали, а жертвами их непрофессионализма становились крестьяне. Сципион доплыл только до Мемфиса. Фивы его не привлекали, ведь он был римлянином и не особенно интересовался прошлым. Прежде чем отправиться на Кипр, Сципион посоветовал Эвергету исправить существовавшие в стране порядки, меньше думать о себе и больше – о народе и избавить административный аппарат от имевшихся в нем недостатков.

Если бы александрийцы осмелились, они дали бы своему правителю такой же совет. Они могли простить брак с сестрой, но не с ее дочерью, убийство претендента на престол, но не ребенка, бывшего его законным наследником. Новые запреты еще больше снизили популярность царя. Все еще испытывавший жажду крови, Эвергет не делал различий между друзьями и врагами, и горожане молили богов, чтобы те избавили их от этого виновного в кровосмешении деспота.

В какой-то момент стало казаться, будто призывы людей были услышаны. Говорили, что александриец Галаст, бежавший в Грецию, собирает наемников, чтобы поддержать притязания мальчика, объявленного законнорожденным сыном Филометора, а значит, являвшегося законным наследником престола. Однако набор продвигался крайне медленно. У Га-ласта не было денег, поэтому он мог предложить наемникам вознаграждение только в будущем, а обещаниям эти люди категорически не верили, что было очень досадно, ибо Эвергет не сумел бы защитить себя. Египетские солдаты восстали, отказываясь сражаться, если им не заплатят и не облегчат условия службы, а царь не мог или не хотел удовлетворить это требование. Положение становилось критическим, разъяренные солдаты уже собирались выступить против собственного ничтожного повелителя, но стратег Гиеракс заплатил необходимую сумму из собственных средств. Галаст и юный претендент на трон исчезли со страниц истории, и угроза миновала.

Так или иначе, Эвергет услышал это предупреждение и, будучи человеком, подверженным крайностям, изменил свои методы управления страной. Вспомнив совет Сципиона, он перестал объявлять людей вне закона и конфисковать их имущество. Узнав, что римляне признали независимость Иудеи, Эвергет перестал преследовать членов еврейской общины. Будучи человеком достаточно проницательным для того, чтобы читать между строк, он почувствовал, что вскоре будут приняты ответные меры. В Иудее появилась новая политическая сила – Маккавеи, и Эвергет опасался, как бы представители этого многочисленного рода не заинтересовались положением своих собратьев по религии, живущих в Египте.

Эти люди с легкостью могли влиять на правителя Египта, ибо для того, чтобы нарушить торговые связи между Александрией и Иерусалимом, приносившие значительную прибыль жителям первой, достаточно было лишь немного изменить отношение к взиманию таможенных пошлин. Эвергет написал об этом в Рим, умоляя сенат ради дружбы с Египтом вмешаться и уговорить Маккавеев, с которыми римляне были в дружественных отношениях, установить беспошлинную торговлю между Иерусалимом и Александрией. Одновременно он попросил еврейского первосвященника способствовать дальнейшему взаимопониманию между иерусалимским и александрийским синедрионами и предложил ему распространить информацию о том, что Мусейон и Александрийская библиотека готовы принять каждого еврейского автора.