Эрих Керн - Измена Германии. Шпионы и саботажники против собственного отечества

В какой мере адмирал Вильгельм Канарис, шеф Абвера и непосредственный начальник Остера, заранее знал о выдаче тем военных тайн голландскому полковнику Сасу и одобрял этот поступок, так и не было выяснено позже в ходе судебного расследования против Канариса, так как власти тогда еще ничего не знали об измене Остера.

Также Kарл Хайнц Абсхаген, биограф Канариса, не высказывается об этом однозначно, когда пишет:

«Между тем едва ли кто-то из них мог не заметить, что Канарис враждебно относился к нацистскому режиму. Подчас на совещаниях, да и в частных разговорах, он довольно свободно высказывал свое мнение на этот счет, не стесняясь в выражениях. Большинство также знало о деятельности Остера, которая по законам Третьего рейха подпадала под понятие государственной измены. И тем не менее заговорщики были уверены, что опасаться доносчиков из этого круга сотрудников им нечего, и в своей уверенности они ни разу не обманулись. Значение этого может по праву оценить только тот, кто сам пережил полицейское государство Третьего рейха».

В другом месте K. Х. Абсхаген пытается защитить адмирала Канариса, образ которого в истории шаток, от упреков в измене родине, и пишет:

«Необходимо несколько более подробно рассмотреть указанные здесь случаи вероятных или доказанных предупреждений военных противников, так как они важны для понимания характера и методов Канариса. Во-первых, они подтверждают то, что сам Канарис никогда не принимал личного участия в передаче военных секретов противнику. Если в кругу близких ему сотрудников когда-нибудь говорили о таких возможностях, что-то вроде: „Нужно было бы дать совет другой стороне“, — то он энергично отмахивался со словами: „Это была бы государственная измена“».

Можно заметить, что среди представителей немецкого сопротивления было очень надежное чутье морального различия между изменой родине и государственной изменой. Чутье, которое явно исчезает у тех, кто занимается изучением нашего прошлого.

Как бесстыдно людей из немецкого сопротивления гнали вперед к их гибели с помощью средств психологической войны союзников, использующих мошеннические и лживые сообщения, подтверждает, кстати, с непревзойденным цинизмом Денис Сефтон Делмер в его книге «Немцы и я»:

«Когда я в сентябре 1944 года беседовал с Отто Йоном, единственным оставшимся в живых участником заговора генералов, которому удалось ускользнуть за границу, я узнал от него, что заговорщики действительно слушали наши передачи и понимали их точно в ожидаемом мною смысле. Мне жаль, что генералы лишились жизни на крюках мясника Гитлера. Но я не мог бы утверждать, что я испытывал какие-либо чувства раскаяния из-за того, что я разбудил в них ошибочные надежды. Так как эти мужчины и подобные им были первыми покровителями и сторонниками гитлеровского движения. Они извлекали для себя пользу от его Третьего Рейха. И они поднялись против него только тогда, когда выяснилось, что захватническая война обречена на неудачу».

Так как внутри Абвера, наивысшего военно-разведывательного центра Германии, преобладала ненависть к Гитлеру, измена Ганса Остера в 1940 году также осталась незамеченной. Оба офицера пункта прослушивания в Абвере, Бюркнер и Пикенброк, на основании результатов прослушивания немедленно сообразили, что человеком, который передавал информацию Сасу, мог быть только Остер. Но они молчали.

Даже когда один офицер Отдела III Абвера из уст некоего дипломата в частном обществе услышал намеки, указывавшие на Остера как на человека, который предупредил Саса, это сообщение тоже отправилось в архив. По меньшей мере здесь Канарис принял решение любыми силами прикрыть Остера.

Когда Рейнхард Гейдрих благодаря двум перехваченным радиограммам бельгийского посла в Ватикане своему правительству в Брюсселе узнал, что начало наступления на Западе было выдано противнику заранее, он сразу сообщил об этом Адольфу Гитлеру. Тот очень разволновался и отдал приказ любыми силами вычислить источник измены. Но Гитлер, совершенно ничего не знавший о том, что часть Абвера сотрудничает с врагом, отдал этот приказ не только Гейдриху, но и адмиралу Вильгельму Канарису.

Канарис сразу вступил в игру и безоговорочно прикрыл полковника Остера. Вальтер Шелленберг, которому Гейдрих поручил расследование, так сообщал об этом в своих мемуарах: «На следующий день я встретился с адмиралом. Поговорив о разных пустяках, Канарис перешел к опасной теме: „Не рассказывал ли вам Гейдрих о невероятном событии — я имею в виду выдачу сроков нашего наступления на Западе?“ Я ответил, что был бы рад поговорить с ним об этом. И Канарис изложил мне следующую версию, ни словом не обмолвившись о Риме, бельгийском посланнике и о радиограммах.

„Вечером, накануне немецкого наступления на Западе, — сказал Канарис, — у Штеенграхтов был званый вечер. Во время приема жену голландского посланника неожиданно подозвали к телефону, которая, окончив разговор, в крайнем возбуждении покинула общество. После занятия Брюсселя при обыске квартир сотрудников бельгийского министерства иностранных дел была обнаружена записка, из которой явствовало, что голландский посланник в ночь перед началом немецкого наступления на Западе передал по телефону сообщение, что утром немцы перейдут в наступление“. Исходя из этих документов,

он, Канарис, считает очевидным, что подозрения вызывает окружение фон Штеенграхта, почему он и предлагает начать поиски в этом направлении.

Я обещал ему свое содействие, и на самом деле было начато следствие по делу „Штеенграхта и других“, которое, конечно же, не дало никаких результатов, как того и следовало ожидать. Разрабатывая другое направление, связанное с Римом, относительно которого у нас были кое-какие наметки, мы однако не сумели раздобыть никаких неоспоримых документальных свидетельств. Канарис поручил вести расследование начальнику своего отдела контрразведки полковнику Роледеру. После ареста адмирала в 1944 году был схвачен и полковник, которого обвиняли в измене, совершенной в 1940 году. Роледер заявил, что в свое время он представил Канарису обширный материал расследования (с которым были ознакомлены только ближайшие доверенные лица адмирала — генерал Остер и фон Донаньи). Роледеру удалось выяснить следующее: след сообщения, переданного в Брюссель накануне немецкого наступления в 1940 году, ведет не в Берлин, а в Рим. Здесь поиски привели к некоему журналисту по фамилии Штерн, который поддерживал тесные связи с оберлейтенантом мюнхенского управления Абвера Йозефом Мюллером. Штерн сообщил, что срок наступления на Западе выдал Мюллер. Мюллер же, которого Канарис допросил „тайно и лично“, утверждал, что его оклеветали; скорее всего, говорил он, это дело рук завистников, которые не могут ему простить особого расположения д-ра Ляйбера, священника-иезуита. Однако Роледер в разговоре с Канарисом подчеркнул, что его не убедили контраргументы Мюллера, который вызывает у него величайшие подозрения. В ответ на это Канарис потребовал от него хранить молчание обо всех обстоятельствах дела. Журналисту Штерну адмирал запретил заниматься впредь журналистской деятельностью и распорядился передать ему большую сумму денег в иностранной валюте. После этого Штерна, получившего другое имя, перевели из Рима в Швецию. На допросах в 1944 году Роледер сообщил также, что, насколько он представляет себе, Мюллер не мог действовать по своей инициативе — наверняка он выполнял задания Канариса».