Вальтер Скотт - Письма о демонологии и колдовстве

В итоге присяжные в один голос заявили, что Маргарет Беркли виновна. Удивительно, что она опять вернулась к своим показаниям после объявления приговора и умерла, подтвердив их,— это можно объяснить либо невежеством и глупостью предполагаемой ведьмы, и вправду бормотавшей какие-то невразумительные заклинания, либо тем, что притворное раскаяние в своем проступке, пусть даже воображаемом, было единственным способом получить хоть малую толику сочувствия ее смерти. Замечательно, что она умоляла судей, чтобы Изобель Кроуфорд, женщине, которую она сама и обвинила, не было причинено никакого вреда.

Маргарет Беркли задушили у позорного столба, а тело сожгли; перед смертью она полностью раскаялась. В те времена костер под очередной жертвой, как правило, разводили, раздувая тлеющие угольями костра жертвы предыдущей. До несчастной Маргарет Беркли сгорели в пламени уже три ведьмы, однако судьи, возмущенные природой преступления, столь гнусного для людей, чья жизнь связана с морем, не удовлетворились этим и привлекли к ответственности Изобель Кроуфорд, оговоренной Маргарет Беркли. Для суда над Изобель собрали новую комиссию, и после того, как священник Ирвина мистер Дэвид Диксон вознес прочувствованную молитву Богу, упрашивая вразумить грешницу, Изобель Кроуфорд подвергли пыткам железными брусками, как и в случае Маргарет Беркли.

Она выдержала пытку с невероятной стойкостью и «без малейшего стона или восклицания, выдержала более тридцати стоунов [238]железа, положенного ей на ноги, ничуточки даже не поморщившись». Но когда бруски переместили выше, вся ее стойкость мгновенно исчезла, и она разразилась ужасными криками (хотя на самом деле ей на ноги положили всего три бруска): «Уберите, уберите!» После прекращения пытки она призналась во всем, в чем ее обвиняли, а также в связи с дьяволом, длившейся несколько лет. Приговор был соответственным. На костре она отрицала все свои предыдущие признания и умерла без какого-либо признака раскаяния, несколько раз прерывая молитву священника и наотрез отказавшись простить палача.

Эта трагедия произошла в 1613 году и была записана во всех подробностях, вследствие чего мы сегодня имеем в своем распоряжении самый тщательный, самый детальный отчет о шотландских процессах над ведьмами, — и из этого страшного документа, в частности, видно, как обвиненные в ведовстве женщины, покинутые Богом и людьми, лишенные всякого сочувствия, подвергаемые пыткам, изничтожаемые презрением, отказывались от борьбы за жизнь, предпочитая во всем признаться и тем приблизить свою участь, нежели сражаться за жизнь и доброе имя. В упомянутом выше случае казнили четверых — по обвинению в кидании в море глиняных фигурок, несмотря на противоречия в свидетельских показаниях, невзирая на то, что по-прежнему оставалась неизвестной точная дата гибели корабля, то есть нельзя было провести прямой связи между ведьминским ритуалом и кораблекрушением. Едва ли человек, хоть сколько-нибудь разумный, прислушался бы к подобным обвинениям, а между тем схожие основания и по сей день служат основой для веры в существование колдовства.

Признания, добытые вышеупомянутыми методами, вызывают, пожалуй, наибольшее подозрение у непредубежденного судьи; даже если они даны добровольно, необходимо получить непротиворечивые свидетельские показания.

Здесь мы поставим точку в нашем изложении истории шотландского колдовства; прибавим лишь, что сотни, если не тысячи людей, на протяжении двух столетий расстались с жизнью по неподкрепленному обвинению в сношениях с дьяволом — иными словами, столь же безвинно, как ирвинские ведьмы. Впрочем, следует, наверное, вспомнить еще об одном случае, наиболее громком из всех, относящихся к этой области юриспруденции. Речь идет о знаменитом деле майора Вейра и его сестры.

Дело этого злодея-колдуна выделяется из общего ряда прежде всего тем, что обвиняемый был человеком достаточно высокого общественного положения (сын джентльмена, его мать принадлежала к благородному семейству из Клайдсдейла), а такие люди редко встречались среди колдунов. Еще замечательнее тот факт, что Вейр принадлежал к ковенантерам [239], причем к наиболее ревностной их части. В годы правления Кромвеля он пользовался доверием власть предержащих, и в 1649 году стал командиром городской стражи Эдинбурга и получил звание майора. На своем посту он проявил обычную для того времени жестокость, беспощадно казнив тех роялистов, которые оказались в пределах его досягаемости. У майора была сестра, старая дева, которая вела хозяйство и страдала лунатизмом (каковое обстоятельство он пытался скрыть своим служебным и религиозным рвением). Майор обладал даром составлять и читать проповеди, его нередко приглашали к больным, чтобы «отчитать» хворь; но некоторое время спустя стали подмечать, что он — это гораздо легче заметить, нежели объяснить — словно утрачивает свой талант, если у него в руке нет трости особой формы (а с этой тростью он почти не расставался). Отсюда было недалеко до подозрений в сношении с нечистой силой, якобы заключенной в упомянутой трости.

Майора арестовали на основании слухов, распространявшихся по округе и касавшихся постыдных занятий, в которых он признавался, похоже, без малейшего раскаяния. Отвратительные распутства, в которых этот злодей и лицемер признался, были таковы, что хотелось верить, будто большинство из них произведено на свет испорченным воображением. Когда он закончил свои признания, то заявил, что не поведал и о сотой части совершенных им преступлений. С того мгновения он не отвечал на вопросы и не думал молиться, утверждая, что не надеется когда-либо спастись от Сатаны, а потому не видит необходимости сердить последнего напрасными отречениями.

Колдовство майора, похоже, доказывалось только его признанием, так как обвинительный акт был основан главным образом на том же самом документе, в котором майор утверждал, что никогда не видел дьявола, так как все встречи происходили в темноте. Ему вынесли смертный приговор, который был приведен в исполнение 12 апреля 1670 года у Галлоу-хилл, между Лейтом и Эдинбургом. Он умер, не раскаявшись, словно хотел подтвердить мнение, что изнемог от своего рода меланхолического бешенства, последствия, может быть, угрызений совести, которые, впрочем, вынудили его не раскаяться, а отчаяться. Видимо, его сожгли заживо.

Его сестра, с которой майор, как предполагалось, имел кровосмесительную связь, также была приговорена к смерти; она рассказала намного больше, нежели удалось узнать от майора.

Прежде всего она поведала о своей связи с королевой фей и призналась, что та ей помогла спрясть огромное количество пряжи. По поводу своего брата показала, что однажды в полдень какой-то человек явился к ним на огненной колеснице и пригласил в гости к другу в Далкейт, где ее брат получил известия о битве в Ворчестере [240]. Никто, кроме них самих, не видел, какой у них был экипаж. На эшафоте эта женщина, собираясь, как она заявила, «умереть позорнее некуда», едва не обнажилась перед народом и без видимого страха поднялась по естнице к палачу. Ее последние слова были вполне в духе той секты, к которой так долго принадлежал ее брат. «Многие, — сказала она, — плачут и скорбят о бедных, старых и убогих, но увы, немногие оплакивают нарушенный Ковенант».