Абдуррахман аль-Джабарти - Удивительная история прошлого в жизнеописаниях и хронике событий. [Полная версия в 3-х томах.]

Месяц рамадан 1230 года начался в понедельник (7.VIII.1815). Люди находились в тревоге и сильном страхе и были вынуждены бодрствовать у баррикад. Они опасались [502] отправляться и уходить куда-либо, и каждый житель вынужден был оставаться в своем квартале. Все время передавали и рассказывали волнующие истории, рассказы о происшествиях. Солдаты чинили беззакония, оскорбления, насилия, убивали тех, кого они встречали в одиночку.

На следующую ночь сейид Мухаммад ал-Махруки и сопровождавшие его шейх Мухаммад ад-Давахили — накиб ал-ашраф, сын шейха ал-'Аруси, сын ас-Сави, назначенные в это время шейхами, а также шейх [квартала] ал-Гурийа вместе с его общиной начали записывать разграбленное в лавках, сверяя это с предварительной записью у сейида Мухаммада ал-Махруки. После записи они были приведены к присяге в подтверждение истинности их претензий. После присяги и подтверждения они должны были отказаться от некоторой части своих притязаний в пользу паши, затем за ними фиксировалось остальное. В отношении населения ал-Гурийа было установлено, что ему причитается сумма в сто восемьдесят кошельков; треть была выплачена, а другая треть — шестьдесят кошельков — подлежала погашению в дальнейшем товарами, если кое-что из них удастся обнаружить, и за счет казны. И каждую ночь обязывали по группам собираться для составления списков остальных потерпевших от грабежей. Точно так же для возмещения убытков корпорации купцов Хан ал-Хамзави установили сумму около трех тысяч кошельков, а для корпорации [квартала] ас-Суккарийа — приблизительно семьдесят кошельков, засчитав их им в счет стоимости сахара, покупаемого ими у паши

Паша продолжал оставаться в крепости, управляя своими делами Он привлекал к себе сердца людей из населения и сановников своего государства тем, что не жалел денег для возмещения ограбленным Таким образом он расположил народ в свою пользу, и люди перестали негодовать на со мат, будучи расположены к паше Если бы он не поступил так, а возмутившиеся солдаты, подняв этот мятеж, не произвели бы грабежа, то население оказало бы им поддержку, к ним бы присоединились жители деревень, владельцы поместий из-за того, что паша причинил им зло, отобрав земли ризк и земли [503] илтизам, и из-за того, что он произвел размежевание земель и лишил их источников существования. Грабеж произошел из-за скверного управления войсками. Паша процветал и вел хорошую политику, привлекая души и овладевая ими словом своим, мягким обращением, выражая порицание поступку солдат. Во всеуслышание он говорил присутствующим: “В чем, собственно, вина населения перед солдатами, они враждуют со мной или с населением? Если со мной, так уж разграбили бы мое жилище в ал-Азбакийе — в нем деньги, драгоценности, имущество, много вещей — и дворец моего сына Исма'ил-паши в Булавке, дом дэфтардара”, и тому подобное. На все божья воля! А мысль его работала, и он обдумывал свое дело, строил козни в отношении солдат и их начальников. Он награждал их, давал им много денег и многочисленные кошельки для них и их солдат, и часть из них отошла от участников мятежа, заявив: “Мы не грабим, мы не получаем от этого никакой выгоды”. Тогда-то он стал распределять между ними большую сумму. 'Абдин-бею он дал тысячу кошельков и другим около этого.

В течение этого же времени отряд солдат [корпуса] дулатов, подготовленный к отправке в Хиджаз, был через ворота Баб ал-Футух выведен в район, именуемый аш-Шайх Камар. Там был разбит |226/ лагерь, и солдаты выступили со своим обозом и кладью.

В среду ночью восстал отряд артиллерии в количестве приблизительно четырехсот человек. Они стали шуметь и пугать, они требовали денег, и паша распорядился дать им двадцать пять кошельков. Деньги распределили между ними, и они умолкли.

[На следующий день], в четверг, катхода-бей выехал [из крепости], пересек центр города и спустился к мечети ал-Гурийа. Он посидел здесь, отдав распоряжение торговцам открыть лавки и оставаться в них; те подчинились, открыли лавки и уселись в них со страхам и беспокойством Они ожидали козней со стороны солдат, нападения самых наглых из них. Торговцы опасались и были настороже.

Что же касается христиан, то они укрепили свои улицы и [504] кварталы, забаррикадировали проходы, построили заграждения и приготовили холодное оружие и ружья. Паша снабдил их порохом и боевыми припасами, а мусульман — нет, так что когда мусульмане просили разрешения у катхода-бея на то, чтобы загородить в некоторых кварталах проходы, пользование которыми могло быть опасно, то им запретили это. Что же касается христиан, то им этого не запрещали. Выше уже упоминалось, как обошлись с Ридваном Кашифом, когда он заложил дверь своего дома и открыл вход с другой стороны: ему был сделан выговор, его избили и унизили перед [лицом] дивана.

В этот же день приехал в Булак Наджиб-эфенди — представитель паши перед Партой. Навстречу ему выехали катхода-бей, высшие государственные чины, ага, вали Ему устроили торжественный въезд из Булака в крепость через ворота Баб ан-Наср. С ним прибыли шубы почета, предназначенные паше и его сыну Тусун-паше, две сабли, два аграфа, подарки, табакерки для нюхательного табака, покрытые драгоценными камнями. По случаю его прибытия устроили иллюминацию и дали салют из орудий Булака и крепости

В этот же день отправились в путь войска дулатов, направляемые в Хиджаз, а Хаджу-бей вступил со своим отрядом в город

Утром этого дня, по окончании процессии [въезда Наджиба-эфенди], людей охватила тревога, они поторопились запереть ворота и проходы, это волнение произошло во всех районах, вплоть до Булака и Старого Каира, — и все это без какого бы то ни было основания и абсолютно без всякой причины.

В эту ночь паша облачил Хаджу-бея в шубу и в остроконечную шапку, назначив его начальником отряда дулатов Он и его подчиненные отныне сняли с себя одеяние турецкого покроя Этот отряд, именуемый корпусом дулатов, относит себя к общине последователей нашего господина 'Омара ибн ал-Хаттаба 687, — да будет доволен им Аллах! Большинство из них из Сирии, Джабал Друз и ал-Мута'аввала 688. В этих местах ездят на вьючных лошадях и носят черные остроконечные шапки, сделанные из кож ягнят, — колпаки длиной около [505] локтя. При входе в уборную этот колпак они снимают с головы и кладут его на порог уборной, не знаю, то ли из уважения перед ним, не допуская того, чтобы он сопровождал их в уборную, то ли из опасения и предосторожности, чтобы он не упал в выгребную яму от толчка о притолоку двери. Этот корпус славится в османском государстве храбростью и отвагой в бою. В нем имеются части, достойные похвалы, и части, этого не заслуживающие; первых мало, так как паша пополняет их состав своими соплеменниками и турками, кроме прочих чужеземцев, и остающиеся из их числа становятся подчиненными, а не теми, которые командуют.