Василий Цветков - Белое дело в России, 1920–1922 гг.

Но новое правительство, в условиях кризиса на фронте и в тылу, не имело возможностей приступить к деловой работе (7 февраля состоялось первое заседание правительства в Екатеринодаре, а дела Особого Совещания новые министры приняли только 21–22 февраля). Декларация Южнорусского правительства была принята за день до возобновления работы Круга, который, не дожидаясь созыва Законодательной Комиссии, рассчитывал взять на себя полномочия законодательной власти [175] Мельгунов С. П . Указ. соч., с. 204. . Опубликованная в прессе «Декларация» была довольно пространной, но в целом содержала все основные положения «смены курса». Кредо власти выражалось в «восстановлении русской государственности через Учредительное Собрание на началах всенародного представительства и ответственности власти». Земельный вопрос следовало разрешить, сохраняя «в полной неприкосновенности» «мелкую земельную собственность», а остальная земля, «чья бы она ни была, превышающая определенную норму, немедленно и в полном объеме» должна была «поступить в распределение между нуждающимися». В рабочем вопросе предполагалась правительственная поддержка профсоюзов и кооперативов, а «городское и земское самоуправления будут установлены на началах всеобщего голосования». При краткости заявлений о «защите религии», «развитии новых культурных и образовательных учреждений» почти половина декларации была посвящена внешней политике и национально-государственному устройству. Признавалось «преемство» в отношениях с «великими западными демократиями и с великой Заатлантической Республикой, спаянной с Россией общей борьбой за истинную свободу и справедливость». Подчеркивалась важность «славянского единения» с Польшей и Сербией. Безусловно решенным считался вопрос о «признании фактического существования Правительств Окраин, ведущих борьбу с большевиками». А взаимоотношения России с Окраинными правительствами предполагалось построить «путем договора Общерусского Правительства с Окраинными Правительствами, причем допускается посредничество Союзных Держав» (то есть полностью повторялись указания Мак-Киндера, заявления Верховного Круга и самого Главкома). Помимо декларативных заявлений считалось также возможным «учреждение при Правительстве Юга России центрального органа по закавказским делам», что, несомненно, усиливало бы коалиционный характер правительства [176] Свободная Речь. Новороссийск, № 289, 1 марта 1920 г.; ГА РФ. Ф. 5881. Оп.1. Д. 719. Л. 30. .

Гораздо конкретнее выразился о «смене курса» Чайковский: «Правительство полно веры в неизбежное торжество среднего политического течения, выраженного в трех словах: Народоправство, Земля – народу и Федерация». Интересно, что еще летом 1919 г. в частном письме бывшему члену Директории генералу Болдыреву он так обосновывал основы политического устройства Белого дела: «При настоящих условиях гражданской войны возможна только одна форма власти: только власть военного командования рядом с более или менее обособленным и самостоятельным гражданским управлением, состоящим из людей, пользующихся доверием населения, обслуживающим военную власть всеми тыловыми и военными функциями так, чтобы военная власть могла всецело посвящать себя операционным задачам и не вмешиваться в гражданское управление». Военная власть становится «единственной реальной силой, которая провозглашает демократическое государство и Учредительное Собрание», и это позволяет признать даже временные ограничения свобод, если таковые продиктованы необходимостью военных успехов (письмо от 14 июля 1919 г.). Военная диктатура и общественность должны не противостоять, а сотрудничать [177] Крымский вестник. Симферополь, № 58, 12 марта 1920 г.; Болдырев В. Г . Указ. соч., с. 544–545. .

Но депутаты Круга не были настроены на конструктивное сотрудничество. 3 марта 1920 г., несмотря на отсутствие кворума (терская делегация на заседании отсутствовала, а из оставшейся части около половины депутатов были «против»), Верховный Круг вынес решение: «Принимая во внимание, что борьба с большевиками велась силами в социально-политическом отношении слишком разнообразными и объединение их носило вынужденный характер…, последняя попытка… сгладить обнаруженные дефекты объединения не дала желательных результатов…, считать соглашение с генералом Деникиным в деле организации Южнорусской власти не состоявшимся». Представители исполнительной власти («атаманы и правительства») освобождались «от всех обязательств, связанных с указанным соглашением». Превышая собственные полномочия, Круг вмешивался в военное управление, освобождая вооруженные силы Дона, Кубани и Терека от подчинения Главкому ВСЮР. Круг должен был «немедленно приступить к организации Союзной власти на основах постановления от 11 января 1920 г.» (то есть южнорусская власть возвращалась к состоянию начала переговоров в Тихорецкой и продолжала строиться на фундаменте «представительной демократии») [178] ГА РФ. Ф. 115. Оп.2. Д. 37. Л. 1; Трагедия казачества. Указ. соч., с. 305–307. . После этого вряд ли можно было считать действия Деникина «переворотом», ведь Круг разрывал договор в одностороннем порядке, и нелегитимными становились все структуры управления, созданные в результате соглашения Главного Командования и казачества.

Данный акт, принятый под давлением исключительно кубанских депутатов – «самостийников», был, по существу, «шагом назад» в развитии конституционно-правовых норм южнорусского Белого движения. Это было решение в пользу создания отдельного «казачьего государства», безусловно, дорогого для «самостийников», но замкнутого в границах сугубо казачьих областей, лишенного перспектив сотрудничества с общероссийской властью, хотя бы и на основе создания «союзного государства». Правда, ничего, кроме декларативного заявления о «разрыве отношений», Верховный Круг принять не смог. Через день после этого «исторического решения» депутаты разъехались из Екатеринодара, и больше Верховный Круг не собирался. Терская фракция Круга заявила о «необязательности для себя и Терского Войска» решения о «разрыве», принятого «на основе ложных «сообщений» (слухов) о позиции Главного Командования. Следует отметить, что ради дискредитации идеи соглашения с Главкомом Тимошенко не остановился перед прямым подлогом. Поскольку 2 марта Верховный Круг не принял решения «о разрыве с Главнокомандующим… до выяснения результатов совещания старших военных начальников», то на следующий день Тимошенко заявил, что им получены сведения о прошедшем совещании и об отрицательном отношении к Деникину со стороны руководства Донской и Кубанской армий (начальника штаба Донской армии генерал-лейтенанта А. К. Кельчевского, военного министра Кубанского правительства генерал-лейтенанта Л. М. Болховитинова, генерал-майора В. И. Морозова и др.), требовавшего «смены командования». Генералы якобы просили также Верховный Круг порвать договор с Главкомом. «Под влиянием этого заявления» Круг «вынес постановление об аннулировании соглашения». Однако уже 4 марта, после эвакуации Екатеринодара, делегаты донской и терской фракций узнали от самого командующего Донской армией генерал-лейтенанта В. И. Сидорина, что «никакого совещания старших военачальников, о котором говорил Тимошенко, не происходило, и поэтому решение о замене генерала Деникина не могло быть вынесено». В результате терская фракция опротестовала вышеупомянутое постановление, тогда как командование казачьих армий подтвердило свое подчинение Главкому ВСЮР [179] ГА РФ. Ф. 5827. Оп.1. Д. 110. Лл. 1–2; Трагедия казачества. Указ. соч., с. 336, 341–342; Великая Россия. Севастополь, № 98, 28 августа 1920 г. . Южнорусское правительство оказалось в положении «между двух огней», из-за необходимости, во-первых, создания работоспособного аппарата управления (что невозможно было бы сделать без сотрудничества с Главным Командованием) и, во-вторых, обязанности руководствоваться в своих действиях с решениями законодательных, представительных структур южнорусской власти, ставших в оппозицию к Деникину. В создавшихся условиях «феодосийский переворот» оказался в определенной степени «спасением» Южнорусского правительства не только от «генеральского произвола» Шиллинга и Слащова, но и от политической ответственности. Начинался последний, «крымский» период в истории Белого движения на Юге России, требовавший как новых лидеров, так и новых исполнителей.