Василий Цветков - Белое дело в России, 1917–1919 гг.

Если на Юге и Северо-Западе России росло «английское влияние», а авторитет Франции после провала «одесского десанта» заметно упал, то в Сибири летом 1919 г. укреплялись позиции САСШ. Отчасти этому способствовали контракты Российского правительства, заключенные с американскими поставщиками оружия, а также личные связи бывшего первого секретаря российского посольства в Вашингтоне Сукина с заокеанскими политиками и дипломатами. Вполне реальной оставалась надежда на почин в признании Российского правительства со стороны САСШ. Это было одной из «неформальных» целей визита в Омск американского посла в Японии Морриса. Накануне поездки Государственный департамент отправил инструкцию консульству во Владивостоке и начальнику американской экспедиционной дивизии генералу Грэвсу сообщение, рекомендовавшее «подчеркнуть благожелательное отношение к правительству адмирала Колчака». Однако после приезда Морриса в Омск Сукин в телеграмме Сазонову 29 июля 1919 г. отмечал «глубокий пессимизм» посла: «Хотя он и проявляет к нам большую предупредительность, однако, по существу, скептически оценивает успех национального движения». Управляющий делами МИДа «принимал все меры к тому, чтобы оказать на него хорошее влияние; в ближайшие дни его посетит ряд делегаций от общественных демократических организаций, земств, кооперативов и т. д.». По словам Сукина, Моррис объявил Российскому правительству, что правительство САСШ, «прежде чем приступить к активной политике в отношении России, должно выступить перед Конгрессом с определенным планом». С сугубо американским практицизмом он перечислял условия успешного признания: «Быть приемлемым для общественного мнения Америки, практически осуществимым и обнимать интересы не только Америки, но оставить место и другим союзникам, в частности, дать справедливое удовлетворение Японии». То, что можно было осуществить в рамках уже существующего сотрудничества с Российским правительством, перечислялось в пяти пунктах. Первым среди них стоял вопрос о продолжении реализации плана «железнодорожного соглашения» (эксплуатация, охрана и финансирование Транссибирской магистрали). Выделялись также: получение военного снабжения, финансы, займы и упорядочение денежного обращения, помощь населению товарами, деятельность Красного Креста и благотворительность. Сукин опасался, что «если послу не удастся внушить веры в прочность правительства, то Америка уклонится от создания той реальной помощи, которую она как будто была готова дать, убедившись, что настал момент, когда в России самостоятельно утвердилась национальная власть. Если же Америка сейчас не формулирует своей политики в нашу пользу, то не станет ли скоро невозможной поддержка и со стороны Франции и Англии».

Итог визита Морриса в Сибирь подводила телеграмма Бахметьева Сазонову, отправленная из Вашингтона 9 августа 1919 г. Российский посол отмечал, что «донесения Морриса проникнуты определенной симпатией к личности адмирала и общему направлению, отражая, таким образом, отрадную перемену в его отношении к Омску». Недостатки в политическом курсе Колчака объяснялись Моррисом «недостаточным вниманием правительства, поглощенного заботами об армии, к задачам гражданского устроения, что лишает его поддержки широких слоев населения», а также «недостатком в составе правительства и администрации опытных в государственной работе лиц». Позиция САСШ в отношении к Российскому правительству и Верховному Правителю не была однозначной. Президент Вильсон, несмотря на симпатии к самому адмиралу как профессиональному военному, не мог не учитывать состояния «общественного мнения», находившегося под впечатлением докладов и репортажей вернувшихся из Советской России Дж. Рида и А. Вильямса. «Политическая элита» также неоднозначно относилась к вопросам о признании Колчака. Государственный департамент сочувствовал политической программе Белого дела, однако высшие военные чины были против военной интервенции и против военных поставок. Наконец, решения о формальном признании Колчака, равно как и любые решения об отправке войск в Россию, об оказании государственной поддержки белым фронтам, следовало утверждать в Конгрессе, который не поддержал ни одно из предложений, касавшихся расширения помощи Российскому правительству. Возможно, это и стало главной причиной падения уверенности в получении американской помощи в последние недели накануне «падения Омска». В официозной прессе появились статьи, отмечавшие своекорыстный характер участия САСШ в российских делах, критиковалась деятельность «масонской» организации «Христианский Союз молодых людей», приводились факты защиты американскими солдатами красных партизан в районе Сучанских угольных копей в Приморье, цитировались слова некоего «русского человека»: «Америка послала своих солдат, чтобы сохранить кипы товаров, но она не прислала ни одного человека, чтобы спасти Сибирь от анархии и убийства» и т. д.

Не оставались без внимания перспективы сотрудничества с САСШ и на белом Юге. В сентябре 1919 г. Нератовым было решено составить делегацию в Америку – не столько для того, чтобы заручиться поддержкой правящей элиты САСШ (малорезультативные встречи с Вильсоном Львова и Чайковского были известны), сколько для осведомления общественного мнения заокеанской державы о подлинных целях и задачах Белого движения, а также для достижения каких-либо экономических выгод. Нератов считал, что «САСШ – при настоящих условиях – единственный искренний друг России». Причины такого «оптимистичного» заявления заключались в «политической безопасности дружбы с этой великой державой и ее экономические выгоды. Не только «одесская неудача» Франции и закулисная подрывная работа Англии на Кавказе и в Туркестане сеяли недоверие к двум нашим главным союзникам в мировой войне, но и то обстоятельство, что Франция с появлением на политическом горизонте Польши… возвращалась к традиционно полонофильской политике в ущерб России, а Англия – к традиционной англо-русской вражде на всем протяжении азиатского Востока. Таким образом, в Европе мы теряли помощь Франции, а в Азии – согласие с Англией. Надо было искать могущественной поддержки вне Европы и вне Азии. Ее можно было ждать только от Америки (говорить о Японии, вследствие проявленного ею корыстного интереса к Дальнему Востоку России, не приходилось)…Русско-американская дружба не могла иметь опасные политические последствия, так как Америка тоже в тихоокеанском вопросе искала точку опоры против японского натиска на Азиатский материк… Судя по имевшимся в дипломатической канцелярии сведениям, именно в это время (начало осени 1919 г.) деникинская делегация с предложением длительного русско-американского союза могла вызвать горячий отклик у американцев. В экономическом отношении Америка была богатейшей страной после войны, из которой она извлекла материально все выгоды, не испытав ни в коей мере военных разрушений. Накопленные за время войны капиталы могли быть обращены с наибольшей выгодой для России именно в европейскую и – еще больше – в азиатскую ее часть, причем это не грозило теми политическими последствиями, которые влекло за собой внедрение немецкого, английского и даже французского капитала. Ни о каком «экономическом засилье Америки» не могло быть и речи. Географическая удаленность Америки от России была лучшей гарантией невозможности установления там экономической монополии САСШ».