Евгения Прусская - Французская экспедиция в Египет 1798-1801 гг.: взаимное восприятие двух цивилизаций

Отношение аль-Джабарти к бесчинствам французов, которые «предавались грабежу и разбою, поступая с населением так, что при воспоминании об этом волосы седеют от ужаса» {208}, и к христианским погромам во время восстаний, устроенных мусульманами Каира, совпадает с отношением ат-Турка: хронист возмущен происшедшим. Оба автора осуждают эти ужасные действия, проявляя сочувствие как к своим единоверцам, так и к представителям других конфессий.

Особый интерес представляет собой то, как воспринимались верховные главнокомандующие французской армии в Египте — Бонапарт, Клебер и Мену — арабскими хронистами.

В «Муддат» аль-Джабарти встречается крайне любопытное объяснение происхождения фамилии Наполеона: «„Бонапарт“ — это прозвище (лакаб {209}) их главнокомандующего, а не имя. Оно обозначает „приятное собрание“, потому что „бона“ обозначает „приятный“, а „парте“ — „собрание“» {210}. Откуда аль-Джабарти берет такое объяснение, непонятно.

В целом из описания аль-Джабарти сцен с участием Бонапарта скалывается образ довольно приятного человека, который часто улыбается или шутит («Бонапарт принял их [шейхов] и шутил с ними» {211}, «Он улыбался и утешал их» {212}, «[Бонапарт] встретил его [шейха ас-Садата] с улыбкой и обратился к нему с любезными словами» {213}). Однако так же быстро он впадает и в гнев («Тогда Бонапарт в сильном гневе и раздражении сказал…» {214}, «Тогда Бонапарт рассердился и заговорил на своем языке» {215}). Впрочем, зачастую этот гнев, как видно из хроники, был праведным, например, если главнокомандующий возмущался какой-либо несправедливостью: «Услышав об этом [разбое французских солдат], Бонапарт пришел в ярость, осудил сделавшего это и, сказав, что этот поступок позорит его самого, настоятельно потребовал разыскать виновного и приказал его казнить» {216}. Отмечается также, что именно Бонапарт настаивал на проведении праздников и соблюдении древних обычаев, тесно общался с шейхами и делал им подарки. Однако каких-либо оценок деятельности Бонапарта, как государственной, так и военной, аль-Джабарти не дает, упоминая только о его личных качествах:

«[Он] был приветлив, обращался с собеседниками просто и шутил с ними» {217}.

Никула ат-Турк, в отличие от аль-Джабарти, пишет и о деятельности Бонапарта, и о его личных качествах и внешнем виде. В редакции, изданной Дегранжем, ат-Турк в подобных описаниях использует множество пышных эпитетов: «Этот неустрашимый и грозный лев, доблестный герой главнокомандующий Бонапарт являлся одним из важнейших людей Французской республики. Он был двадцати восьми лет, небольшого роста, стройным, с кожей желтоватого оттенка, а его правая рука была длиннее левой. Он был умным, удачливым и счастливым. Он итальянского происхождения, родом с Корсики, но его возвышение произошло в Париже, столице Франции» {218}. Отмечает хронист и то, что французские солдаты обожали своего генерала {219}.

Повествуя об отношениях Бонапарта с египтянами, ат-Турк отмечает, что Наполеон «относился к мусульманам с добротой, обращаясь к ним с большой дружелюбностью, выказывая уважение к их религии, утверждая, что он следует истинному пути так же, как и они сами» {220}. Однако, по свидетельству хрониста, население с недоверием относилось к его словам, что побуждало Наполеона добиваться расположения египтян всеми способами: «Он говорил им, что французы, как и они, исповедуют правдивую религию. Он был умен и учен, и поговаривали, что он знал астрологию, поскольку заранее объявлял, в какое время произойдут события; он рассказывал, что прочитал о своем приходе [в священных книгах], которые никто не видел, кроме него, и что именно он установит справедливость на земле» {221}. Более того, как отмечает хронист, многие египтяне верили в то, что Бонапарт является махди {222}и «только его европейская одежда не давала поверить в это. Но если же он появлялся в восточной одежде, то, по словам ат-Турка, люди верили ему» {223}.

Кажется немного странным, что в стране, где к оккупантам относились с такой неприязнью, о чем писал и сам ат-Турк, люди могли бы воспринимать Бонапарта, иноземца, да еще и немусульманина, несмотря на его заверения в преданности исламу, как махди. Объяснение мы находим у аль-Джабарти, который в комментарии к одной из прокламаций, изданной Наполеоном, с возмущением пишет: «Я обязательно хочу привести основную часть этого послания, написанного от имени главнокомандующего, поскольку в нем содержатся обман, слабоумная ложь и наглые притязания на пророчество и появление махди» {224}. В самой же прокламации говорилось следующее: «Знайте также, что я могу открыть то, что таится в сердце каждого из вас, потому что, как только я взгляну на человека, я проникаю в его душу и познаю то, что в ней сокрыто, хотя бы я ни словом не обменялся с ним. Однако придет время, настанет день — и вы убедитесь воочию, что все сделанное и учрежденное мною есть предначертания бога, которые неминуемо осуществляются. Как ни старайся человек — он не может уйти от своей судьбы или воспрепятствовать исполнению предначертаний божьих, которые всевышний осуществляет моими руками. Хвала и честь тем, кто, поспешив объединиться со мной, проявит усердие вместе с благонамеренностью и чистосердечием души» {225}.

Таким образом, именно сам Бонапарт и заявил о своей богоугодной миссии, вполне в духе той религиозной политики, что он проводил в Египте.

В обеих редакциях текста ат-Турка деятельности Бонапарта уделяется много внимания. Хронист дает довольно подробное описание событий, происходивших во Франции после возвращения того на родину, его прихода к власти и дальнейших действий как первого консула {226}. Причем в его изображении Бонапарт выступает героем, вокруг которого сплотился народ, дабы поддержать в борьбе против Директории, боявшейся Бонапарта и мечтавшей о его смерти. Ат-Турк описывает дальнейшие кампании генерала, причем подчеркивает его блистательные победы и великодушие, говорит об открытии школ и, что особенно интересно, церквей, о заключении мира с папой римским, которому Бонапарт вернул власть. Более того, «он [Бонапарт] объявил о своей вере в Иисуса Христа и провозгласил перед всеми народами открыто эту истинную религию» {227}. Примечательно, что ат-Турк никак не комментирует этот поступок, хотя еще недавно Бонапарт заверял египтян в своей приверженности исламу.

Сведений о генерале Жан-Батисте Клебере, сменившем Бонапарта на посту главнокомандующего, в обеих хрониках дается меньше. Аль-Джабарти сообщает лишь, что «Клебер оказался не столь радушным и веселым человеком, как Бонапарт» {228}. Действительно, далее хронист дает описание приема шейхов Клебером после второго Каирского восстания. Главнокомандующий был весьма резок, приказал уплатить шейхам большую контрибуцию и часть из них оставил в своем доме в качестве заложников {229}.