Чарльз Рууд - Фонтанка, 16: Политический сыск при царях

Иванов хотел направить официальный протокол об этом эпизоде, однако получил от прокурора Чаплинского ответ, что ему не нужен такой материал. С формальной точки зрения Чаплинский не нарушал закон, так как Козаченко не признавался в том, что он оговорил Бейлиса. Вместе с тем было ясно, что прокурор поступает предвзято, внося в обвинительный акт показания такого ненадежного свидетеля. Об этом эпизоде подполковник Иванов рассказал редактору влиятельной консервативной газеты, члену Государственного совета Д.И. Пихно.

Жандармы предвосхитили выводы частного расследования Бразуль-Брушковского. После первого заявления журналиста полковник Шредель назвал его недостоверным. В донесении вице-директору Департамента полиции Харламову он сообщал, что имеются твердые основания предполагать виновниками убийства саму Веру Чеберяк и нескольких уголовных преступников. В другом донесении Шредель подчеркивал: «Обвинение Менделя Бейлиса в убийстве Андрея Ющинского при недостаточности собранных против него улик и всеобщем интересе к этому делу может повлечь за собой большие неприятности для чинов судебного ведомства» [609] Донесение Шределя вице-директору Департамента полиции, 14 февраля 1912 г. // Царское правительство и процесс Бейлиса // Красный архив. 1932. Т. 5–6 (54–55). С. 167. .

Министерство юстиции вопреки предупреждениям полицейских сыщиков довело дело Бейлиса до процесса. Накануне процесса Щегловитов вызвал в столицу начальника Московской сыскной полиции Кошко и предложил ему ознакомиться с материалами следствия по делу об убийстве Ющинского. Кошко добросовестно проштудировал многотомное дело и откровенно сказал министру: «Следствие велось неправильно, односторонне и, я сказал бы, даже пристрастно». По его мнению, не было никаких оснований для ареста Бейлиса. Щегловитов, вспоминал впоследствии сыщик, в раздражении бросил ему такой упрек: «Мы, видимо, с вами говорим на разных языках. Я очень жалею, что обратился за вашей помощью. Надеюсь, что будущий приговор присяжных поколеблет вас в ваших юдофильских воззрениях» [610] Кошко А.Ф. Указ. соч. С. 177. .

Возможно, Щегловитов не хотел выдавать свою неуверенность. По словам прокурора Чаплинского, министр юстиции не исключал и даже считал почти неизбежным оправдание Бейлиса. «При этом он говорил, — вспоминал Чаплинский, — что самый желательный исход — это чтобы палата прекратила дело. И совесть была бы чиста, и гора с плеч, и хлопот и неприятностей не было бы» [611] Протокол допроса Г.Г. Чаплинского в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства // ГАРФ, ф. 1467, оп. 1, д. 494, л. 249а. . Но поскольку никто не желал взять на себя такую ответственность, у министра не было иного выхода, кроме как продолжать начатое дело. Один из знакомых Щегловитова вспоминал его слова: «Дело получило такую огласку и такое направление, что не поставить его на суд невозможно, иначе скажут, что жиды подкупили и меня и все правительство» [612] Протокол допроса В.Г. Тальберга в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства // Там же, л. 207а. .

Между тем наиболее дальновидные деятели консервативных кругов, мнением которых чрезвычайно дорожил Щегловитов, начали осознавать, что ритуальное дело угрожает престижу режима. Весьма показательной в этом отношении являлась позиция лидеров киевских националистов.

Пихно из различных источников, в том числе от подполковника Иванова и следователя Фененко, получал сведения о предвзятом ведении дела. Весной 1912 г. редактируемая им газета «Киевлянин» стала первым печатным органом, опубликовавшим разоблачения журналиста Бразуль-Брушковского. Адвокат Марголин вспоминал: «Такой поступок со стороны весьма консервативной и антисемитской газеты произвел глубокое впечатление не только в Киеве и в других крупных городах, но практически во всех уголках империи. То был удар грома среди ясного неба! Подумать только, что газета, которую всегда считали одним из оплотов правительства и консерватизма, не говоря уж об антисемитизме, восстала против беззакония и произвола щегловитовской юстиции» [613] Margolin A.D. Op. cit. P. 200. .

После смерти Пихно редактирование газеты взял на себя его пасынок В.В. Шульгин. Как член крайне правой фракции III Государственной думы, Шульгин подписал запрос о ритуальном убийстве. Но постепенно у него раскрылись глаза на неприглядную изнанку дела. В самом начале процесса Шульгин опубликовал передовую статью, изобличавшую судебные власти в предвзятости и махинациях. Номер «Киевлянина», где она была напечатана, конфисковали, однако часть тиража успела разойтись по городу. Киевский губернатор Н.И. Суковкин сообщил Министерству внутренних дел: «Самая конфискация, первая за полувековое существование газеты, наделала много шума и обратила на статью редактора Шульгина гораздо больше внимания, чем она того заслуживала» [614] Рапорт Н.И. Суковкина — Н.А. Маклакову, 9 октября 1913 г. // ГАРФ, ф. 102, 00, д. 157, т. 2, л. 186. . У предприимчивых разносчиков экземпляр газеты стоил 10 руб. Коллеги по правой фракции обрушились на Шульгина за предательский, как они выражались, удар в спину. Чаплинский возбудил против него дело о клевете. Впоследствии Шульгин был приговорен к трехмесячному аресту, но помилован Николаем II.

Не только некоторые лидеры консервативного направления, но и рядовые члены крайне правых организаций не верили в ритуальное преступление. Бейлис писал в своих воспоминаниях, что некий Захарченко, владелец дома, в котором проживала Вера Чеберяк, неоднократно говорил, что убийство произошло в ее квартире. Несмотря на то что Захарченко был активным членом местного отдела «Союза русского народа», он всегда старался ободрить Бейлиса и предсказывал, что в конце концов истина восторжествует.

Политические страсти в стране накалялись по мере приближения киевского процесса. Министерство внутренних дел опасалось, что начавшееся слушание дела вызовет волнения в Киеве и в других городах с большим еврейским населением. Вице-губернатор Кашкаров успокаивал Департамент полиции сообщениями о принятых мерах: в еврейских кварталах усилены полицейские наряды, в город вызвана конная стража, губернское жандармское управление установило наблюдение за лидерами правых и левых организаций. Тем не менее эти действия показались Маклакову недостаточно энергичными, и он распорядился вызвать с курорта Биарриц киевского губернатора Н.И. Суковкина. Прервавший отдых губернатор просил министра внутренних дел разрешить жандармскому управлению арестовать лидеров крайне правых. Маклаков поставил на его донесении резолюцию: «Как самую крайнюю меру допустить можно. Лучше обойтись без нее. Если увещевания и предупреждения не подействуют и погромная агитация не оборвется — надо задержать по охране» [615] Там же, л. 185 об. .