Чарльз Рууд - Фонтанка, 16: Политический сыск при царях

На допросах Богров показал, что мысль о террористическом акте зародилась у него в самом начале его революционной деятельности, но была отложена из-за службы в охранке. Он вновь вернулся к ней в Петербурге. Следователь Фененко задал Богрову недоуменный вопрос, каким образом он из осведомителя вновь превратился в революционера. Богров ответил: «Может быть, по-вашему, это нелогично, но у меня своя логика». Действительно, его логику трудно понять. Обосновавшись на новом месте, он явился к начальнику Петербургской охранки полковнику фон Коттену и, представив рекомендации Кулябко, был принят на службу. Впрочем, новый сотрудник ничем себя не проявил и даже жаловался фон Коттену, что ему неловко даром получать жалованье. По всей видимости, за несколько месяцев пребывания в Петербурге он пережил какой-то психологический перелом, возможно подготовленный последним периодом его жизни в Киеве, когда он отчаянно старался избежать разоблачения. Хотел ли он искупить вину перед товарищами по подполью, как считают некоторые, или же им двигало отнюдь не раскаяние, а желание эффектно уйти из опостылевшей жизни, о чем он сам писал из Петербурга: «В общем же все мне порядочно надоело и хочется выкинуть что-нибудь экстравагантное…»?

Если Богров стремился к посмертной славе, то удар надо было наносить в самое сердце империи. Будучи за границей в 1909 г., он говорил редактору одной анархистской газеты, что необходимо убить Николая II или Столыпина. Судя по другим воспоминаниям, в 1910 г. Богров уже сделал свой выбор: «…важнее Столыпина только царь. А до царя мне добраться одному почти невозможно». Следует отметить, что имя премьер-министра часто повторяли в доме Богровых. Отец Дмитрия высоко оценивал деятельность Столыпина, но молодое поколение видело в нем только вдохновителя реакции. Одна из знакомых Богрова вспоминала разговор с ним весной 1910 г.: «Я ненавижу одного человека, которого я никогда не видел. — Кого? — Столыпина. Быть может, оттого, что он самый умный и талантливый из них, самый опасный враг, а все зло в России — от него» [427] Прилежаева-Барская Б.М. Дмитрий Богров // Минувшие дни. 1928. № 4. С. 84. .

Сыграло ли какую-нибудь роль еврейское происхождение Богрова? Его дед, известный писатель Г.И. Богров, принадлежал к ассимиляторскому течению, его произведение «Записки еврея» было опубликовано на русском языке. Незадолго до кончины он вместе с женой-лютеранкой перешел в православие. Отец Богрова не был крещен, но брат Владимир в 1908 г. принял православие. Что же касается самого Богрова, то он формально принадлежал к иудейской вере. Родители назвали его христианским именем Дмитрий, однако в официальных документах он значился Мордкой.

А. Солженицын в романе «Август Четырнадцатого» считает, что Богров ненавидел Столыпина за проводимую им национальную политику [428] Солженицын А. Август Четырнадцатого. Гл. 63 // Звезда (Ленинград). 1990. № 8. С. 42. . К тому же, по его мнению, Богров мстил за еврейский погром в Киеве в 1905 г.

Однако все высказывания Богрова о Столыпине свидетельствуют, что он видел в нем вдохновителя политической реакции. С точки зрения анархиста, великодержавная политика царизма являлась лишь частью общего реакционного курса. Если же обратиться к агентурной практике Богрова, то следует сделать вывод, что она была лишена национальной предвзятости. Поскольку большинство киевских анархистов были евреями, то, получалось, он выдавал полиции в основном евреев.

Богров помнил о погроме 1905 г. Но его мысли были направлены не на отмщение, а на предотвращение подобного избиения. На допросе он сказал, что отказался от цареубийства, потому что «как еврей не считал себя вправе совершить такое деяние, которое вообще могло бы навлечь на евреев пагубные последствия и вызвать стеснение их прав» [429] Протокол № 10, составленный после допроса Д.Г. Богрова 2 сентября 1911 г. // ГАРФ, ф. 271, on. 1, д. 2, л. 296. .

Надо сказать, что Богров подверг своих евреев-земляков чрезвычайному риску. Сразу после покушения еврейское население в страхе начало покидать город. Ввиду слухов о неминуемом погроме В.Н. Коковцов, исполнявший обязанности главы правительства, распорядился разместить в городе два казачьих полка. Его действия вызвали негодование у антисемитов. Коковцов вспоминал, как один из правых депутатов Государственной думы обратился к нему с упреком: «Представлявшийся прекрасный случай ответить на выстрел Богрова хорошеньким еврейским погромом теперь пропал, потому что вы изволили вызвать войска для защиты евреев» [430] Коковцов В.И. Из моего прошлого: Воспоминания 1903–1918. Т. 1. Париж, 1933. С. 481. .

Разговоры о необходимости террора, отдельные реплики о Столыпине и даже заявления о твердом намерении убить премьер-министра — все это либо прошло мимо внимания знакомых Богрова, либо было воспринято иронически. Как показали дальнейшие события, его намерения были серьезными.

Другое дело, что летом 1910 г. Богров вряд ли принял окончательное решение. Он не воспользовался случаем, когда ему довелось столкнуться лицом к лицу со Столыпиным на городской очистительной станции в Петербурге. Нет сведений, что он искал других встреч с премьер-министром или изучал организацию его охраны.

Почти год Богров прожил, бросаясь из одной крайности в другую. Он совершенно поседел и выглядел старше своих лет. С другой стороны, в середине августа он продолжает заниматься обычными делами, пишет письмо к отцу и увлеченно подсчитывает будущие барыши от сделки, которую за взятку берется устроить ему городской инженер. Явившись в охранку, он сделал свой выбор. 31 августа он с браунингом в кармане не решился или не смог совершить покушение в Купеческом саду. Парадный спектакль в театре был последним шансом. 1 сентября он оставил письмо родителям: «Я иначе не могу, а вы сами знаете, что вот два года, как я пробую отказаться от старого. Но новая спокойная жизнь не для меня, я все равно кончил бы тем же, чем и теперь кончаю» [431] Убийство Столыпина: Свидетельства и документы. С. 143. .

Во время следствия Богров настаивал, что совершил покушение без посторонней помощи. Он был осужден как террорист-одиночка. Премьер-министра пытались убить по меньшей мере 11 раз. Но все покушения срывались, хотя их готовили хорошо оснащенные террористические группы. Казалось совершенно невероятным, как один человек мог добиться успеха в столь сложном деле. Высказывалось мнение, что, несмотря на свои заверения, Богров был участником заговора. Это мнение отчасти подкреплялось странными обстоятельствами, не выясненными следствием.

Складывалось впечатление, что у Богрова имелись двойники. Одного из них на коне видели 29 августа, в день приезда Николая П. Он пытался пересечь царский маршрут, но был остановлен. Очевидцы утверждали, что всадник и Богров были похожи как две капли воды. Еще больше было свидетелей, утверждавших, что 1 сентября на ипподроме Богров, выдавая себя за фотографа, пытался приблизиться к царской трибуне. Генерал-майор П.В. Медем, комендант крепости, в которую привезли арестованного, сразу опознал в нем мнимого фотографа: «Я сказал Богрову, что я видел его вчера на ипподроме, на что он ничего не возразил» [432] Показания П.В. Медема // ГАРФ, ф. 271, оп. 1, д. 2, л. 296. . То же самое утверждал киевский губернатор Гире. Между тем Богров, как точно установлено, не имел лошади, а во время скачек находился дома.