Чарльз Рууд - Фонтанка, 16: Политический сыск при царях

Судебные власти считали более вероятным участником заговора Рафула Черного, одно время находившегося в дружеских отношениях с Богровым. Но этот анархист только страдал от своего товарища. Богров, выдав подпольную типографию максималистов, обвинил в провокации Черного, которому пришлось уехать из Киева. Вскоре после его возвращения в город произошло убийство Столыпина, и он был арестован как сообщник.

Вместе с тем на суде Богров признал, что на террористический акт его подтолкнули анархисты. По его словам, в марте 1911 г. «явился ко мне один господин, присланный из тюрьмы. В это время как раз многие поотбывали наказание и стали делегатами партий, скопившихся в тюрьмах, товарищи требовали от меня объяснений по провокации…» [442] Показания Д.Г. Богрова на суде, 9 сентября 1911 г. // ГАРФ, ф. 271, оп. 1, д. 1, л. 51 об. . В июне делегаты из Парижа потребовали от Богрова отчета в растраченных партийных средствах. Он сообщал: «…около 15 августа явился ко мне один анархист, заявил мне, что меня окончательно признали провокатором, и грозил об этом напечатать и объявить во всеобщее сведение. Это меня страшно обескуражило, так как у меня много друзей, мнением коих я дорожил».

Уличенному секретному агенту предложили, по его словам, до 5 сентября реабилитировать себя террористическим актом. В случае отказа его ждала смерть от рук анархистов. Богров утверждал, что у него и в мыслях не было посягать на премьер-министра. Самое большее, на что он рассчитывал, — это на убийство начальника охранки. Но на Кулябко у него не поднималась рука: то он радушно встретил старого сотрудника, то вышел к нему совершенно беззащитным в ночном халате — «если бы Кулябко был в мундире, то я бы его убил». В театр, как пояснил Богров, он шел без определенного плана, а убийство совершил почти бессознательно. «Остановил я свой выбор на Столыпине, так как он был центром общего внимания. Когда я шел по проходу, то если бы кто-нибудь догадался спросить меня «что вам угодно», то я бы ушел, но никто меня не удержал, и я выстрелил два раза».

Столкнувшись с полной переменой первоначальных показаний, военно-окружной суд не стал откладывать разбирательство. Тем не менее после вынесения приговора было проведено некое подобие дополнительного расследования. На следующий день в тюрьме Богрову было предложено ответить на ряд вопросов. Допрос смертника был беспрецедентным явлением, и поэтому его проводил не следователь, а жандармский подполковник Иванов. Богров назвал имена и клички анархистов, подтолкнувших его на преступление, опознал их на предъявленных фотографиях и высказал предположения об их местонахождении. Кроме того, он рассказал о двух анархистских тайниках с типографским шрифтом и оружием.

Надо отметить, что жандармы с сомнением отнеслись к последним показаниям Богрова. Они арестовали Петра Лятковского — анархиста, выступавшего в роли делегата от заключенных в тюрьме. Но полгода допросов ничего не дали. Лятковский категорически отрицал факт знакомства с Богровым и был отпущен на волю. Только после крушения монархии, когда ему уже ничто не грозило, Лятковский рассказал, что незадолго до убийства Столыпина, выйдя из тюрьмы, встречался с Богровым. Собеседник жаловался, что его подозревают в связях с охранкой. Лятковский заметил, что единственный выход — реабилитировать себя. «Так вот пойти и сейчас на перекрестке убить первого попавшегося городового? Это ли реабилитация?» — будто бы спросил Богров. Однако, продолжал Лятковский, на прощание Богров сказал, что «осенью (1911 г.), как ему известно, будут в Киеве военные маневры, на которых будет Николай, а с ним, понятно, и Столыпин, до которого он предполагает добраться через свои связи с киевским обществом. Вы и товарищи еще обо мне услышите» [443] Лятковский П. Нечто о Богрове // Каторга и ссылка. 1926. Кн.»2(23). С. 39–40. .

Вместе с тем нет никаких свидетельств того, что Богрову поставили определенный срок для осуществления террористического акта и угрожали смертью. Он утверждал, что это сделал анархист Степа, которого он знал по киевскому подполью и парижской эмиграции. Кличку Степа носил реальный человек — В.К. Виноградов, приговоренный к 15 годам каторги за убийство офицера и бежавший из Сибири. Угроза из его уст была делом нешуточным. Но исследователи справедливо задают вопрос: почему Богров в страхе перед пулей из-за угла предпочел смерть на виселице? К тому же он мог просто уехать за границу к родителям.

Чьи-то личные подозрения вряд ли испугали бы секретного агента, которому постоянно приходилось защищать свою репутацию. Что же касается партийного суда, то парижский «Буревестник», чьим членом являлся анархист Степа, не проводил никаких разбирательств. Извещение о провокации могло быть опровергнуто или поставлено под сомнение, в то время как арест после покушения неизбежно раскрывал связь с охранкой. Наконец, сомнительным представляется сам факт встречи и даже приезд Степы в Киев. Последние агентурные сведения о нем, отложившиеся в полицейских архивах, обрывались на сообщении, что он собирался уехать в Латинскую Америку.

Совершенно недостоверными следует считать показания Богрова, что его целью являлся подполковник Кулябко. Покушение на начальника Киевской охранки, который был доступен для своего агента каждый день, не требовало столь сложной подготовки.

Крутой поворот в поведении Богрова на суде по сравнению с ответами на допросах вполне объясним. Следствие в основном было завершено до 5 сентября, когда Столыпин был еще жив. Суд состоялся после кончины премьер-министра, когда над убийцей нависла угроза смертного приговора. Поэтому Богров отбрасывает позу несгибаемого борца против самодержавия и проявляет раскаяние. Вряд ли он надеялся на снисхождение, но, подбросив следствию полуреальные, полуфантастические данные, он мог задержать исполнение приговора на многие месяцы. Впрочем, если даже все показания Богрова являлись достоверными, то анархистов можно было бы квалифицировать только как подстрекателей убийства. Террористический акт был, безусловно, совершен в индивидуальном порядке.

Современников поразили молниеносное следствие, продолжавшийся всего шесть часов суд при закрытых дверях и быстрая казнь преступника. Поневоле вспомнилось, что И.П. Каляева, убийцу великого князя Сергея Александровича, казнили через три месяца, а Е.С. Созонов, убийца министра внутренних дел В.К. Плеве, был осужден на каторжные работы. Чтобы успокоить общественное мнение, Николай II назначил расследование действий должностных лиц, отвечавших за охрану сановников на киевских торжествах. Ревизия была поручена сенатору М.И. Трусевичу. Считалось, что бывший директор Департамента полиции профессионально разберется в ошибках охранки. Его кандидатура была одобрена сторонниками убитого премьер-министра, потому что Трусевич, лишившийся своего поста из-за происков генерала Курлова, не был склонен щадить бывших коллег.