Александр Пресняков - Московское царство

При таких условиях понятно, что назначение игуменов, особенно в более значительные монастыри, было делом весьма существенным для великого князя и перешло фактически в его руки. Само сооружение новых монастырей происходило обычно с прямым участием великокняжеской власти, по крайней мере в том смысле, что возникающие монастыри, как только обстроятся и поставят свое хозяйство, спешили заручиться жалованными грамотами на свои земли и угодья, на право заселять свои вотчины пришлыми людьми со льготой в государевых пошлинах, на освобождение от подчинения местным властям с прямой подсудностью центральному великокняжескому суду.

Значительная была, с другой стороны, зависимость от великого князя епархиальных архиереев. Средневековая русская епархия представляла собой не только духовно-церковное, но и административно-владельческое учреждение. Само церковное управление, т.е. отношение архиерея к подчиненному белому и черному духовенству, было пропитано началами светского властвования. В центре архиерейского управления стояла деятельность архиерейского дома по суду и расправе над белым духовенством, которое обложено данью и оброками с церковных земель и сборов, и по управлению владычными монастырями, обширными вотчинами и их населением. По делам всего этого управления орудовал целый штат светских архиерейских чиновников, служилых людей разного калибра, наместников и дворян, приказчиков, десятильников и тиунов. Элементы епархиального и вотчинного управления характерно переплетались и сливались в духе общего строя отношений исторической эпохи, когда всякое властвование легко и неизбежно приобретало владельческий уклад. При подобном типе епархиального быта и строя архиереи сближались с боярами-кормленщиками и вотчинниками по своей социальной физиономии и по своей роли в общественном и политическом быту Великороссии. Епископы и игумены – «государевы богомольцы» - примыкают к княжескому двору, стоят в ряду – по сану в передних рядах – с боярами в княжеских советах и княжеской политической деятельности, и вместе со всей высшей общественной силой сосредотачиваются по мерее образования единого великорусского государства ко двору государя великого князя.

Глубоко были заложены во всем строе старорусской жизни основания подчинения Церкви носителю светской власти. Интересы внутренней и внешней политики великокняжеской власти и общее направление ее эволюции к полному едино и самодержавию настоятельно требовали всестороннего использования этих возможностей. Завершение национализации митрополии на великорусской почве, как учреждения в строе Московского государства, стало необходимым элементом строительной работы московских великих князей.

Княжение Василия Темного – время озлобленной и кровавой смуты, в которой рушились последние устои удельно-вотчинного строя, принесло Московской Руси по ликвидации пережитого кризиса образование той сильной великокняжеской власти, какую унаследовал Иван III, а также упразднение прежнего самостоятельного и самодовлеющего значения митрополии. По смерти митрополита Фотия (1431 г.) на митрополию наречен свой русский кандидат, епископ Иона. Но политические интересы Византийской империи, изнемогавшей под турецким напором, привели к поставлению на Русь митрополита Исидора, грека, который примкнул на Флорентийском соборе к унии с Римом. Его поездка в Италию, возвращение, низложение и бегство затянули на ряд лет прочное решение судеб Русской Церкви. Только в конце 1148 года в Москве решились на поставление Ионы собором великорусских епископов, хотя бы и ценой разрыва с Константинопольской патриархией. Иона явился завершителем деяний Петра и Алексея и стал, вслед за этими святителями, третьим святым московским митрополитом. Канонизацией их памяти Москва освящала национально-великорусские тенденции своей митрополии.

С этой поры преемство на митрополичьем престоле обходится, к немалому смущению местных строгих церковников, без обращения в Константинополь за патриаршим благословением. Вскоре даже появится в «обещательных грамотах» новопоставляемых епископов обязательство отнюдь не принимать на митрополию ставленников византийской патриархии. Преемство на московской кафедре определяется впредь либо благословением предшественником преемника, как Иона благословил Феодосия, Феодосий Филиппа, либо избранием кандидата на епископском соборе, а по существу выбором государя, князя великого, который возводит нареченного на митрополию по провозглашении и поставлении его собором епископов. Великорусская митрополия стоит перед светской властью без всякой внешней опоры и сходит на положение учреждения в составе Московского государства, влиятельного, но зависимого фактора великокняжеской политики, и живет местной великокняжеской жизнью, местными московскими интересами под властной рукой государя великого князя, опекуна русской церкви и вершителя ее судеб. Таким подчинением митрополии светской власти закончена была эволюция зависимости всего сложного строя и состава русской церкви от мирской правительственной силы. Верховная власть Великороссии, приняв царский титул, стала в то положение относительно церкви, какое сложилось для всего православного Востока на византийской почве.

К этой роли руководителя судьбами Церкви вел московского государя ряд весьма существенных интересов и отношений. Здание московского вотчинного государства заключало в себе церковные учреждения, общественное значение и социальная сила которых были слишком крупны, чтобы светская власть могла иначе разрешить вопрос о своем отношении к ним. Покровительство монастырскому и епископскому землевладению, усиление и регламентация его привилегий, развитие могущества митрополии долго играли роль одной из опор, одного из средств самого роста великокняжеской власти, подобно тому как такой же ее опорой было землевладельческое и правительствующее боярство. Но вторая половина XV века принесла быструю и коренную перестановку всех этих отношений на иную почву. Московский великий князь вырос в вотчинные государи всей Великороссии и стал забирать в свои руки самодержавное распоряжение ее силами и средствами, начал трудное и сложное дело их организации на нужды своего «государева дела». Встретив на этом пути привилегии и самостоятельную силу своих «вольных слуг» он закончил их превращение в «государевых холопов» без сколько-нибудь крупных потрясений. Но та же, по существу задача, стала перед ним и по отношению к церковным магнатам. Тут камнем преткновения была не вольность сильного и влиятельного общественного слоя, а издавняя льготность владений «государевых богомольцев» и принципиальная независимость и неприкосновенность священного сана. Власть московских государей входит в церковь в облачении царского сана. Расцвет идеологии, основы которой были заложены на русской почве митрополитом Алексеем, освящает и углубляет подчинение церкви светскому властителю. На Русь перенесена византийская идея о царе, как главе «священной христианской политии», об органической необходимости царской власти для полноты церковного строя: «невозможно, внушали византийцы своим русским ученикам, христианам иметь церковь, а царя не иметь, ибо царство и церковь находятся в тесном единстве и общности и невозможно отделять их одно от другой». Московское царство приняло наследие Византии, павшей под ударами турецкой силы, и стало «третьим Римом», православным царством, единственным во всей вселенной. Царь – верховный правитель и церкви, и государства. Притязания церковного авторитета не идут глубже и дальше идеала оцерковленного государства, т.е. такого, где царская власть, хранительница канонов и правоверия, руководится церковно-религиозными идеями в своей властной деятельности как по отношению к церкви, так и в сфере светского правления. И это уже много, так как предполагает связанность державной власти морально-религиозными нормами и церковно-каноническими положениями, истолкователем которых является церковная иерархия. Пастырский долг духовенства – печаловаться царю о страждущих и обиженных, наставлять его в истинных понятиях о добре и правде, обличать его духовные и неправедные деяния. Долг царя, как человека-христианина, вникать в эти наставления и принимать их безропотно. Но облеченный властью, которой вручены Богом милость и суд, все «церковное и монастырское» и всего христианства попечение, он решает и действует. Верховной волей государя определяется личный состав иерархии. Его повелением собираются церковные соборы, он ставит им задания, властно входит в их делопроизводство, сообщает своим утверждением обязательную силу их постановлениям. Помимо его властной воли не могли быть решены никакие вопросы церковной дисциплины, богослужебного обряда, важное и мелкое, принципиальное и внешнее церковного обихода. При большом бытовом интересе церковного дворца ко всему этому обиходу личная царская воля и личные воззрения государя получили для церкви крупное и постоянное значение.