Вадим Сидоров - Незавершенная революция

Когда староверов обвиняют в религиозном фанатизме, надо понимать, что на Западе в авангарде буржуазных революций зачастую стояли люди именно такого типа — истово верующие и с жесткой религиозной дисциплиной и самоограничениями. Еще одна особенность — часто такие люди вдохновлялись не столько Евангелием, сколько Ветхим Заветом, что присуще и американской библейской традиции, и европейскому кальвинизму. В основном такие религиозные номинации распространялись среди северо-европейских, преимущественно германских народов. А вот народам романской культуры больше свойственно развитое схоластическое мышление, обращение к Евангелию и аллегорическое толкование Ветхого Завета через его призму, больший эстетизм.

Если мы посмотрим на религиозную ситуацию в Великороссии под этим углом, то увидим определенные закономерности, проявляющие себя часто поверх внешних конфессиональных границ. Например, знаменитый малорусский национально-церковный деятель Мелентий Смотрицкий, начав как борец против унии, после своего путешествия по землям православного мира и более тесного знакомства с реалиями Московии, стал ее апологетом. Что интересно, культурные установки Смотрицкого при этом оставались неизменными, что в его антиуниатский, что в его униатский периоды — он был характерным представителем именно западно-руського, восточноевропейского культурного пространства, и считал, что его представители сохраняют свою этническую идентичность, независимо от того, к какой конфессии они относятся.

С такого ракурса религиозно-политические события в России начала XVII века с участием малорусов будут выглядеть уже по-другому, чем их обычно принято считать. Так, если официальная историография считает их победой, в том числе, православия над унией, то в религиозных реформах Никона никаких проблем для этого православия она не видит, более того, рассматривает их как развитие этой победы.

Однако в начале XVII века победили не просто православные реальных или мифических униатов, а именно великорусы, которые не приняли господства Речи Посполитой с малорусами как ее составной частью. Но несмотря на это, Романовы, все более эмансипирующиеся от контроля со стороны великорусского народа, который они сворачивали вместе с Земскими Соборами, в религиозной политике сделали ставку на малорусские церковные кадры, органических представителей того культурного мира, о котором писал Смотрицкий.

Мелентий Смотрицкий (портрет)

В свою очередь, староверы-великорусы конфессионально были православными, а гегемония православия в Великороссии утвердилась после расправы над «жидовствующими». Но что отличало т. н. «жидовствующих»? Именно ветхозаветно-законническая ориентация, то есть, северный пуританский тип религиозности, который характерен и для староверов.

Кстати, неслучайно, что это «жидовство» (бессмысленный ярлык, так как последователи этого движения признавали и Иисуса, только считая его не Богом, а сыном Божьим, как унитарные христиане) больше всего было распространено именно в северных землях Руси, в частности, в Новгородской республике, хотя присутствовало и в Москве до его разгрома. Казалось бы, что может быть общего у республиканского Новгорода и царистской Московии — этих политических антагонистов? Однако антагонизм этот был скорее такого типа, как у Афин и Спарты, которые все же осознавали свою эллинскую общность. Этнически, лингвистически, как было показано ранее, великорусская народность сформировалась из смешения новгородского и московитского элементов. Именно новгородские ушкуйники первыми из русских проникали в Поволжье и Сибирь, да и после разгрома Новгорода Иваном Грозным тысячи новгородцев переселили в Московию. Напомним в этой связи, что сам Грозный помимо прочего называл себя «царем Израильским» и стремился создать «новый Иерусалим».

Все это позволяет предполагать наличие различных типов религиозностина территории бывшей единой Руси — южного и северного, проявляющихся сквозь меняющиеся конфессиональные границы. В политической плоскости, хоть «жидовствующие» и были искоренены в Московии с подачи именно греческой, юго-западной партии, в момент раскрытия ее самобытной политической культуры образ Ивана IV как интегрального религиозно-мистико-политического вождя выходил за рамки принятого в кафолическом мире разделения царской и церковной властей, выглядя скорее как обращение к ветхозаветному архетипу Пророков и Судей. Никонианские реформы в результате которых клерикальный истеблишмент укротил великорусскую народно-вождистскую стихию, в этом смысле можно считать второй волной экспансии юго-западной, на этот раз малорусской религиозной парадигмы на северо-восточную, великорусскую почву. Политически ее целью было создание «просвещенной христианской монархии» западного типа и реформация сверху, в то время как великорусская стихия, проявившая себя в начале XVII века, тяготела к модели «Божьего народа» с судией или царем во главе или фактически реформации снизу и пуританизму, который в последующем усвоили выдавленные в подполье староверы.

Отстоявшая в начале XVII века свою духовную и национально-государственную самостоятельность Великороссия, доверив власть Дому Романовых, утратила сперва первую — в результате Никоновских реформ, а потом и вторую — в результате создания Петром I новой, бескорневой империи, чьим средоточием стал абсолютно чуждый для великорусской народности город.

«Победа над поляками» в 1612 году в такой перспективе выглядит уже не столь очевидной. Если Московия встретила эти события великорусским прото-национальным государством, хоть и разрастающимся за счет «инородческих» овладений, то Речь Посполитая вошла в них уже как империя — федерация польского, литовского и (мало-, западно-) руського народов, точнее, их элит (шляхт). Выше уже отмечалось, что целью великорусских «самозванцев» ни в коем случае не было присоединение Великороссии к Речи Посполитой — максимум за ее услуги по содействию в разворачивании повстанческого движения планировалось отплатить деньгами. Однако даже если принять наиболее неблагоприятный для великорусского дела вариант, то в чем бы он заключался? Великая Русь могла быть присоединена не к «Польше», которой как самостоятельной геополитической единицы тогда еще не существовало, а к Речи Посполитой, а именно ее «руськой» части. В таком случае, учитывая усиление в ней русько-православного компонента, эволюция Речи Посполитой пошла бы в противоположном направлении от того, что стал неизбежен после краха посполитско-руських амбиций в Великороссии, после чего она начинает стремительно полонизироваться и латинизироваться (католицизироваться). Напротив, это была бы империя с преобладающе православными населением и территориями, по сути, мало чем отличающаяся от возникшей в последующие два века Российской империи, которая присоединит к себе не только Малую и Белую Русь, но и ту же Польшу с Прибалтикой, с той лишь разницей, что центр ее располагался бы не на западе (например, в Вильно), а на востоке — сперва в Москве, а затем в Санкт-Петербурге.