Вадим Сидоров - Незавершенная революция

Как было указано выше, Иван Грозный пытался быть интегральным религиозно-политическим имперско-народным вождем, встречая в этом качестве сопротивление представителей как боярских, так и церковных кругов. С его смертью эта интегральность распалась на несколько разнонаправленных элементов. Годунов, будучи царем из бояр, вел с боярством дела пряником и кнутом. Для того, чтобы устойчиво стоять над ним, как Иван, ему не хватало легитимности царской крови, для того, чтобы быть первым среди равных — эгалитаризма. Но Годунов снискал себе расположение церкви, в частности, учреждением Патриаршества, роль которого наши современники сейчас могут оценить на фоне борьбы вокруг украинского томоса (результатом которого, кстати, стало учреждение даже не Патриаршества, а только Митрополии).

Церковные лидеры, очевидно, были одним из игроков в событиях начала XVII века наряду с харизматическими военно-политическими лидерами разного рода, полевыми командирами и боярством. Как уже было сказано, Михаил Романов был сыном Филарета, а тот в свою очередь — одним из двух, наряду с казанским Гермогеном, видных церковных деятелей той эпохи. При этом, Гермоген был принципиальным борцом с «поляками» и «официальным» патриархом, поставленным Шуйским, а Филарет  —  патриархом параллельным. Таковым его сделал первоначально второй воображаемый Дмитрий в своем Тушинском лагере, по локации которого в историографии романовского государства его обозвали «тушинским вором». Таким образом, если второй воображаемый Дмитрий был «тушинским вором», то Филарета стоило бы считать, «воровским патриархом». И, опять же, интересен символизм — в кругах сегодняшней РПЦ бывшего местоблюстителя ее патриаршего престола Филарета Денисенко, впоследствии самовольно основавшего и возглавившего Киевский Патриархат в независимой Украине, считают за это самосвятом и еретиком. Однако кем же тогда считать митрополита, принявшего сан патриарха из рук «самозванца» и «вора», по официальной церковно-самодержавной версии? Да еще и потом, сидя в Польше, призывавшего возвести на престол освобожденной от поляков Москвы польского королевича? Тем не менее, все это не помешало его сыну признать вернувшегося из Польши в Россию отца ее официальным патриархом, хотя сегодня за то же самое Московская Патриархия обвинила Константинопольский Патриархат в узаконивании раскола и ереси. То есть, вопреки сусальной «славянофильской» легенде о симфонии властей в Московской Руси при Романовых до Петра, с их приходом власти и царская, и патриаршья власти оказались в руках одной семьи — то ли «воровской патриарх» Филарет проложил дорогу к власти сыну, то ли тот узаконил патриаршество отца.

Царь Михаил Романов (портрет-реконструкция)

Есть еще одна причина, которая позволяет считать церковный фактор ключевым не только в восхождении, но и в политике Романовых. Нет сомнений в том, что во всех этих событиях православие играло важную мобилизующую и маркирующую роль для определения свой-чужой. Действующими лицами со стороны «поляков», игравших роль раздражителя для всех русских в этих событиях, в значительной степени были природные выходцы из Руси, считавшие себя русинами. Но это были представители другого культурного круга — западнорусского, малорусского, которые, даже если не были униатами, в культурном отношении существенно отличались от великорусов. Для великорусской национальной стихии таким образом православие воспринималось как культурно-идентифицирующий фактор, и церковные лидеры эффективно использовали его для противостояния потенциальной униатской угрозе, исходящей из Речи Посполитой. Но надо понимать, что стихийное великорусское православие (древлеправославие) и интересы церковной корпорации в России были не идентичны. Последняя никогда не была великорусской или национальной в полной мере, будучи исторически связанной с греками и поддерживая интенсивные интеллектуально-корпоративные связи с малорусскими церковными кругами, несмотря на отторжение последних в Московии. Этим-то кругам через некоторое время и дал зеленый свет на уничтожение великорусского древлеправославия Алексей Михайлович, что осуществлялось самой церковью, московским патриархом Никоном. Таким образом, эту реформацию никак нельзя представить как самоволие цезаристской власти, напротив, скорее «цезари» Романовы были изначальным проектом той клерикальной партии, которая в итоге закономерно «зачистила» великорусское древлеправославие.

Великорусская национальная стихия, проявившаяся в низовых военно-политических движениях, в частности, в противостоянии малорусским амбициям, несмотря на видимость победы, в итоге оказалась политически неоформленной и проигравшей. По своей сути эта стихия изначально вдохновлялась царским архетипом, и показательно, что ее наиболее мощный выразитель — первый воображаемый Дмитрий был настроен антиклерикально (но не антирелигиозно), проводя реформы, противоречащие интересам церковной корпорации. Этот первый воображаемый Дмитрий был свергнут боярами при поддержке церковных кругов, в том числе, по обвинению в его неправославности на основании несоблюдения московских обычаев, так как он долгое время прожил в Речи Посполитой. Забавно, однако, что это не помешало тем же самым кругам через какое-то время принять реформы, вырвавшие эти обычаи с корнем, как и позже принять царя (Петра I), запрещающего им следовать, в отличие от первого воображаемого Дмитрия, который никому ничего не навязывал и не запрещал. Да, в итоге и церковь, и боярство будут ликвидированы Петром I как самостоятельные корпорации, да и реальная династия Романовых вскоре пресеклась, а та, что продолжила существовать под их именем после, имела к ним примерно такое же отношение, как они к Рюриковичам. Однако в долгосрочной перспективе клерикальную партию можно считать выигравшей от этих реформ. Ведь, пусть и с бюрократическим Синодом во главе, как религиозная корпорация она сохранила абсолютную монополию на русских. А то, что эта монополия для большинства русских свелась в основном к ритуально-обрядовому церемониалу, так кто сказал, что ей было нужно что-то большее?

В целом, едва ли можно считать избрание именно Романовых причиной каких-то драматических последствий для России. Объективно они проводили политику, сформировавшуюся при Борисе Годунове, против которой и была направлена несостоявшаяся великорусская национальная революция. Это была политика в интересах русского аналога гвельфской партии— неспособной создать олигархическую республику (пусть и с выборным царем) элиты, нуждающейся в лидере, опирающемся на церковь. Дом Романовых, первоначально соединивший в своих руках патриарший и царские престолы, таким образом стал просто точкой сборки этой партии — асабийи Романовых, как ее можно называть в контексте нашего повествования.