Вадим Сидоров - Незавершенная революция

Сталин с соратниками (фото)

Массовые репрессиив СССР, которые фактически были возобновлением большевиками гражданской войныпротив неблагонадежных элементов, безобидных, на первый взгляд, но весьма опасных в случае войны (что потом и произошло), происходили одновременно с начавшейся индустриализацией, проводившейся методами, которые могут быть оправданы только подготовкой к войне, и в совокупности такой подготовкой к войне и были — мировой войне. Эту подготовку сталинским режимом к мировой войне может не видеть только слепой равно, как и то, что режим готовился к войне «малой кровью на чужой земле», а отнюдь не к войне «отечественной», которую никак не ожидал получить от Гитлера в 1941 году. Не ожидал же не потому, что де наивный Сталин верил своему другу Гитлеру (миф советско-либеральных инфантилов), а потому что Сталин рассчитал свои действия, исходя из понимания вышеописанной геополитической логики Гитлера, сформулированной им в «Моей борьбе».

Вступив в войну с Британией, Гитлер, по логике Сталина, а точнее, по своей собственной логике, должен был стать заложником последнего, исходя из того, что войну на два фронта Германия себе позволить не может. Этим простым обстоятельством и объясняется, почему коммунисты, доселе противостоявшие фашизму, внезапно вступают с ним в сговор, без которого Гитлер, очевидно, не решился бы на оккупацию Польши и войну с Британией, ставшие для него точкой невозврата и началом конца. Этим, а отнюдь не отказом от мировой революции и переходом к политике национал-большевизма и объясняется то, что Сталин посредством немецких коммунистов разрушает левый антифашистский фронт в Германии, фактически открывая Гитлеру путь к власти. Последнее было весьма рискованным ходом, потому что Гитлер хотел и в принципе мог договориться с Британией и США, и тогда у советской России, которая даже с их помощью еле устояла против воюющей на два фронта Германии, не осталось бы никаких шансов. Но, как говорится, кто не рискует, тот не пьет шампанского, и свою бутылку Сталин откупорил в результате реализации этой рискованной стратегии, хотя, возможно, с шампанским не того качества и не той цены, на которые рассчитывал (половина Европы вместо всей).

Тут еще надо понимать — возвращаясь к теме о соотношении сталинизмаи троцкизма— что Сталин был убежденным милитаристоми не верил в революцию, за которой не стоит армия. В Германии, даже при сложении всех левых сил, армия была настроена против них, а к чему ведет такая политическая конфигурация, Сталин уже видел по войне в Испании, которая была не просто «гражданской войной», а мировой гражданской войной, ее репетицией. Именно на ее примере, когда мощные регулярные армии в клочья разнесли республиканские силы демократических левых со всеми их собранными со всего мира интербригадами, была видна несостоятельность троцкистской стратегии перманентной гражданско-советской революции против противника принципиально нового типа — мобилизованного милитаристского фашизма. Да, и опыт войны на просторах бывшей Российской империи убедительно показал, что успешная советизация происходила именно на штыках Красной армии, там же, где коммунисты не имели ее поддержки, они не сумели закрепиться.

Поэтому Сталин, конечно, ни в коем случае не отказался от мировой революции, он просто считал, что она будет следствием мировой войны и победит там, где ее на своих штыках насадит Красная армия. Так это и произошло в половине Европы, что на фоне разгрома сил демократических левых в Испании наглядно свидетельствует о преимуществе сталинистской стратегии милитаристского интернационализма, опирающегося на собственную империю, перед троцкисткой перманентной революцией советов, зависающей в воздухе.

Сталин просчитался, точнее, относительно просчитался (потому что из прочих большевистских стратегий его стратегия все равно оказалась наиболее успешной) лишь в одном — он считал, что Гитлер, ставший жертвой своих амбиций и эмоций, обрекших его на зависимость от СССР, будет безысходно, как он это делал два года с момента заключения пакта Молотов-Риббентроп, смотреть, как коммунисты продолжают свою экспансию в Европе и готовят свою армию к перевооружению под наступательную войну.

Когда констатируются эти вещи, забавно наблюдать за реакциями тех, кто с выпученными глазами и пеной у рта пытается убедить себя и других в том, что «мы ни на кого не хотели нападать». Но кто «мы» — вот ключевой вопрос во всей этой истории. Мы — Россия? Но никакой абстрактной России тогда не было — была Россия «советская», в конструкции которой Россия как страна и народ были подчинены политике и целям захватившей ее догматической глобалистской партии. И эта партия никогда не скрывала своих целей и не отказывались от них — распространить свою утопию на весь мир, начиная с Европы. Поэтому, если эти возмущающиеся хотят доказать, что «они» ни на кого не собирались нападать, пусть они прежде всего перестанут рассуждать с позиций абстрактной России и встанут на позиции правивших ей коммунистов-интернационалистов, а потом объяснят, почему для партии, изначально родившейся из борьбы за мировую революцию и во всех трудах своих идеологов обосновывавшей неизбежность продолжения классовой войны против мирового капитализма и фашизма, в том числе военной силой, было неприемлемо готовиться к такой войне, создавая для этого соответствующие армию и военную индустрию?

Ясно, что к риторике Отечественной войны, с апелляцией к «братьям и сестрам», «Александру Невскому, Дмитрию Донскому, Минину и Пожарскому» и т. д. коммунистам пришлось перейти только тогда, когда идеократическая империя была почти сокрушена неожиданным для них и самоубийственным, по его же логике, ударом Гитлера.

Но какие цели преследовал Гитлер, нападая на СССР? На этот вопрос есть два апологетических ответа от представителей антагонистических лагерей: первый — согласно которому Гитлер стремился завоевать на Востоке жизненное пространство с целью его беспощадной германизации и вытеснения с него славян, второй — согласно которому он всего лишь пытался отвести нависшую от Германии и Европы угрозу и, если и не желал освобождения народов России от коммунизма, то по крайней мере, не строил в отношении них колониальные планы. По итогам многолетних размышлений на сей счет я сегодня склонен считать, что истина находится где-то посередине.