Вадим Сидоров - Незавершенная революция

Однако какую «историческую Россию» до февраля 1917 года можно взять за основу строительства нового или восстановления старого государства? «Дом Романовых»? Ну так он вполне уютно устроился уже в путинской неосоветской России, получает в ней всякие почести и привилегии и раздает права дворянства ее истеблишменту, так что даже формальное приведение его к власти уже было бы вписано в «сменовеховский» сценарий. Дореволюционные государственные институты? Но они невозможны без своего наполнения — бюрократии Готторпского государства со специфическими внутренними культурой и этикой, которые поддерживали в них жизнь. Нет уже в целом и того правящего класса с германской закваской, который уже давно сменили другие этноэлитные группы, как нет и того офицерства, того купечества, мещанства и даже тех рабочих и крестьян, без которых восстановление России до февраля 1917 года обречено быть химерой.

Если же говорить о монархизмекак форме традиционализма, то для этнических русских брать за его основу Дом Романовых — это такое же безумие как брать советский проект за основу русской левой или рассматривать сталинизм как кульминацию русского национального самосознания. Романовское правление было не просто антинациональным по отношениям к великорусам, оно было инверсивным по отношению к их княжеско-царскому легитимизму, веками завязанному на создателей и правителей Руси — Рюриковичей. В 1612 году не сумела победить не только великорусская национальная революция, не произошло и восстановления традиционно-легитимной власти дома Рюриковичей, при множестве живых и достойных представителей которых на трон возвели явных авантюристов и проходимцев. Даже если принять их официальную версию о родстве по женской линии с Рюриковичами через первую жену Ивана IV Анастасию «Романовну», это уже является попранием княжеско-царских принципов наследования рода по прямой мужской линии, запечатленной в Y-ДНК. Не мудрено, что с таким подходом уже и сама династия Романовых, начиная с Анны Иоановны превращается в фикцию, последние полтора века прикрывающую правление Готторпской династии (серьезные люди, но причем тут русские?). Однако в реальности как показал русский историк и генеолог Иван Яковлев, даже такое «седьмая вода на киселе» родство Романовых с Рюриковичами основано на фальсификации, так как никакой Романовой жена Ивана Анастасия не была. То есть, перед нами непрерывный многовековой шахер махер, являющийся сплошным издевательством над не только национальными, но и традиционалистскими принципами знающих свою историю русских.

Если обращаться к краху т. н. «исторической России до 1917 года», есть еще одно направление в рамках русской мысли, которое совершенно верно выводит его из ее же парадигмы развития, которая закономерно привела ее к Октябрю. Конкретно речь идет об империалистической, панславистско-царьградской парадигме, результатом которой стала Первая мировая война, коллапс петербургской империи и — добавим от себя — создание империи коммунистической, в значительной степени эту парадигму реализовавшей на основе модернизированной мессианской политической религии. Осмысляя катастрофу «исторической России», Александр Солженицын логично пришел к признанию порочности экспансионистского южного и западного векторов политики империи последних двух веков, что в свою очередь привело его к вопросам, поставленным еще т. н. славянофилами — о ломке никоновских и последовавших за ними петровских реформ, трансформировавших Россию из (прото) национального государства в бескорневую империю.

Человеком, который развил солженицынские интуиции в цельную концепцию русской геополитики на рубеже XX–XXI веков, стал Вадим Цымбурский, автор доктрины «остров Россия». Именно он постулировал в свое время распад СССР как шанс, но не с либерально-западнических, а с русско-национальных позиций, требующих, однако, осмысления возникших в результате него реалий как в ретроспективе русской истории, так и в перспективе истории мировой. Цымбурский констатировал, что крах мессианского советского проекта поместил русских в границы накануне петровских реформ, но если подавляющее большинство «русских патриотов» видело в этом «отбрасывании к границам XVII века» катастрофу, то он видел шанс вернуться на рельсы органического национального государства, с которых Россия сошла, поддавшись соблазну «похищения Европы». Чтобы покончить с этим соблазном окончательно, он призывал осознать, что ныне центр тяжести этой новой-старой или «второй Великороссии» находится не в Москве или Петербурге, которые в качестве столиц тянут ее на имперское дно, но в ее «урало-сибирской скрепке», куда он призывал перенести политический центр страны, чтобы из него смотреть на ее реальное положение на карте мира.

В пересменке между раннеельцинским «дерибаном» и путинским разворотом к сменовеховскому неосоветско-имперскому реваншизму «русского мира» Цымбурский оказался невостребованным «пророком» своего Отечества, гласом вопиющего в пустыне, концепция которого, пожалуй, была единственно возможным прочным фундаментом под существование и развитие государства, механически возникшего в границах РФ. Под конец своей жизни, уже будучи больным терминальной стадией рака, он подвергся травле со стороны «ястребов» за призывы действовать максимально осторожно в ходе военного конфликта в Южной Осетии в 2008 году и, чтобы не скатываться к прямой конфронтации с Западом (от ориентации на который он был далек) привлечь в нее миротворческие силы ЕС. Была и еще одна позиция, которая принципиально разводила его с ними — до своих последних дней он считал правящую в России верхушку паразитическим классом ликвидаторов ее наследия и потенциала, называя их ликвидационной комиссией ЗАО РФ, в то время как «младопатриоты» вовсю приветствовали путинское «вставание с колен».

Однако нельзя не признать, что был один принципиальнейший пункт, в котором концепция Солженицына-Цымбурского не выдерживала проверки на прочность, что в последующем показала т. н. «Русская весна». При всем их нео-великорусизмеи признании расхождения исторических путей великорусов и украинцев, их вцепленность мертвой хваткой в т. н. русскую часть Украины в виде пресловутой «Новороссии» или левобережной Украины, уже не говоря о Крыме, должна была привести и в итоге привела их парадигму к нейтрализации «Русским миром». Трудно спорить с путинскими «младопатриотами» и «неоконами» в том, что доживи Солженицын и Цымбурский до 2014 года, и они бы приветствовали и «Крымнаш», и «Русскую весну», хотя и вряд ли были бы довольны итогами последней. Однако это ровно тот случай, когда сказав А, приходится говорить и Б, потому что из «Русской весны» вытекает уже сменовеховско-евразийская реальность «Русского мира», предполагающая возврат к той имперско-экспансионистской и панславистской парадигме, которую нео-великорус Цымбурский считал гибельной для России как (несостоявшегося) национального государства.