Норберт Элиас - О процессе цивилизации

Учеба на медицинском факультете предполагала знакомство не только с теоретическими дисциплинами, но также с индуктивно-эмпирическими, ориентированными на практику, которые невысоко ценились марбуржцами. О хорошем знании эмпирии говорят те экзамены, которые Элиас сдавал перед защитой диссертации: помимо обязательной философии он выбрал психологию, химию и историю культуры (в Германии докторант имеет право сам выбирать дополнительные предметы для сдачи экзамена). В своей докторской диссертации по философии истории (она называлась «Идея и индивидуум») он выступил с критикой априорных методов познания. По этому вопросу у Элиаса возник конфликт с учителем, и ему даже пришлось вычеркнуть несколько фрагментов с наиболее резкими оценками априоризма.

После защиты диссертации в 1923 г. Элиас на два года был вынужден оставить научные занятия. В результате инфляции его родители, до сих пор содержавшие его, лишились средств к существованию, и Элиас, в свою очередь, посчитал своим долгом помочь им в трудную минуту. Он стал управляющим на небольшой фабрике. По его собственному признанию, опыт работы на фабрике сыграл огромную роль в формировании его понимания социальной и экономической жизни. Когда с инфляцией было покончено, родители снова смогли жить на ренту (и даже содержать на нее сына). Элиас вернулся к научным занятиям. Он отправился в Гейдельберг, чтобы специализироваться в области социологии.

Эта дисциплина уже имела определенную традицию в Германии. В 20-е годы она быстро развивалась, в ряде университетов возникли факультеты и отделения социологии. Первые поколения социологов не получали профессионального образования: классиками этой отрасли знания были ученые, которые занимались философскими, экономическими, историческими проблемами и не могли решить их с помощью методов соответствующих дисциплин. Социологами они становились по собственному выбору, создавая те теории и методы, что впоследствии начали преподавать и изучать в университетах.

Элиас приступил к изучению социологии довольно поздно, около тридцати лет от роду, уже имея докторскую степень по философии. За его плечами был и немалый жизненный опыт, и знакомство с различными областями знания: с естественными науками и медициной, философией и гуманистической традицией немецкой мысли. Последней он отчасти остался верен в своей социологии, а отчасти пытался ее преодолевать, поскольку она была тесно связана с идеалистической философией. Отход от кантовского трансцендентализма, обусловленный как изучением эмпирических дисциплин, так и уже сформировавшимся видением человека не как замкнутого в себе («homo clausus»), но как существа, биологически и психологически ориентированного на общение с другими [198], способствовал выбору дисциплины, сочетающей философские абстракции с эмпирическим исследованием человеческого мира.

В Гейдельберге в то время доминировали два «круга» интеллектуалов — во-первых, поклонники С. Георге и, во-вторых, последователи М. Вебера. К первому кругу принадлежали те, кто противопоставлял современности романтический антикапитализм и аристократизм, переходящий в национализм. Ко второму — сторонники либерализма разных оттенков. Этот либерализм получил свое развитие еще в кайзеровской Германии (земля Баден была относительно независимой в культурной сфере, и здесь в качестве альтернативы господствовавшей в Пруссии идеологии выдвигался именно либерализм, тогда как в некоторых других землях происходило распространение национализма, особого рода «народничества»). В круг интеллектуалов, собиравшихся в гостиной Вебера еще до Первой мировой войны, входили такие философы, как Риккерт, Ласк, впоследствии погибший на войне, Ясперс, Лукач; здесь можно было встретить будущих политиков вроде Э. Ледерера и Г. Штаудингера и некоторых русских эмигрантов, например Н. Бубнова. Принадлежность к либеральной буржуазии не означала нетерпимости к другим воззрениям. Сам М. Вебер немало общался с русскими эсерами, а среди его учеников были и будущие идеологи коммунизма вроде Лукача, и сторонники социал-демократических взглядов вроде А. Саломона. Тема докторской диссертации последнего — «Культ дружбы в Германии XVIII в. Опыт социологии жизненной формы» (1914) — уже по названию позволяет судить о том, насколько исследования Элиаса перекликаются с тем, что считалось «нормой» в кружке Вебера. Связи с «левыми» были здесь постоянными, хотя отношения с ними сложились не самые простые. Но в 20-е годы вокруг социал-демократического журнала «Gesellschaft» объединялись и собственно социалисты, и будущие теоретики Франкфуртской школы, и такие непримиримые противники тоталитаризма, как Ханна Арендт. Веймарская республика поспособствовала усилению марксизма в его различных вариантах и возникновению идеологии «консервативной революции» — двух «могильщиков» либерализма в социологии (и не только в ней). Из марксистских течений в Гейдельберге наибольшим влиянием пользовалась социология молодого приват-доцента К. Манхейма, недавно эмигрировавшего в Германию из Венгрии (политически ее следовало бы назвать не столько «красной», сколько «розовой»). Семинары Манхейма посещали в основном «левые», реже — либералы, тогда как «правых» не было вовсе. Праворадикальная социология имела своим центром журнал «Die Tat»: вокруг него образовался так называемый «Tatkreis», в который входили помимо литераторов и несколько крупных социологов. Один из них, Г. Фрайер, возглавил немецкую социологию после прихода нацистов к власти.

Если до войны студенты главным образом принадлежали к существовавшим с давних времен землячествам и союзам (с их одеяниями, ритуальными попойками и дуэлями), то в 20 — е годы появляется значительное число не объединенных ни в какие организации «свободных студентов» («Freistudenten»), каковых особенно много насчитывалось среди социологов. В среде студентов и преподавателей социологии политизация достигла гораздо больших масштабов, чем на других факультетах. Правда, внешне это было не так уж заметно, поскольку речь шла о «цивилизованных людях», державшихся старых университетских традиций. Уличные бои коммунистов и нацистов их как бы не касались, они жили «в башне из слоновой кости».

В Гейдельберге Элиас мог спокойно заниматься наукой — небольшой помощи родителей и уроков иностранного языка хватало для обеспечения скромного существования. Здесь он познакомился с Карлом Манхеймом. Тот был всего на несколько лет старше Элиаса, между ними возникли дружеские отношения, и Элиас стал неофициальным (и, кстати, неоплачиваемым) ассистентом Манхейма. По воспоминаниям Элиаса, преподавательская деятельность давалась ему легко: ему лучше, чем Манхейму, удавался контакт со студентами. На протяжении пяти лет, проведенных в Гейдельберге, Элиас изучал основополагающие работы социологов, прежде всего Маркса, учения которого ранее он совершенно не знал. Впоследствии он писал о том, что без такого знакомства — и без конфронтации с марксизмом — современная социология вообще невозможна. В немецкой социологии эта конфронтация началась с работ Макса Вебера, которого не случайно (хотя и неоправданно) стали называть «буржуазным Марксом». Можно сказать, что Элиас — подобно многим другим немецким социологам — является наследником М. Вебера.