Норберт Элиас - О процессе цивилизации

Haskins Ch. H. Ор. cit. P. 94.

См. настоящее издание, том I, часть вторая, глава XI.

См. выше: часть третья, глава II.

Дворянин, живя в своей провинции, свободен, но лишен покровительства сильных мира сего; живя при дворе, он обретает покровительство, но теряет свободу.

Придворная жизнь — это серьезная, холодная и напряженная игра. Здесь нужно уметь расставлять фигуры, рассчитывать силы, обдумывать ходы, осуществлять свой замысел, расстраивать планы противника, порою идти на риск, играть по наитию и всегда быть готовым к тому, что все ваши уловки и шаги приведут лишь к объявлению вам шаха, а то и мата.

La Bruyère. Caracteres, Paris, De la Cour // Œuvres. 1922 Vol. II. P. 237. № 64. Ср. также № 99 в том же сочинении: «Dans cent ans le monde subsistera encore en son entier: ce sera le même théâtre et les mêmes décorations, ce ne seront plus les mêmes acteurs. Tout ce qui se réjouit sur une grâce reçue, ou ce qui s’attriste et se désespère sur un refus, tous auront disparu de dessus la scène. Il s’avance déjà sur le théâtre d’autres hommes qui vont jouer dans une même pièce les mêmes rôles… Quel fond à faire sur un personnage de comédie!» («Через сто лет мир в существе своем останется прежним: сохранится сцена, сохранятся декорации, сменятся только актеры. Те, кто сегодня радуется полученной милости или огорчается и отчаивается из-за отказа в ней, все до одного сойдут со сцены. На подмостки уже выходят другие люди, призванные сыграть те же роли в той же пьесе… Стоит ли возлагать наши надежды на лицедеев?» — А.Р. ) Чувство неизменности, а тем самым и неизбежности существующего порядка здесь много сильней, чем на последующей фазе, когда понятие «civilisation» постепенно начнет занимать место понятия «civilité».

Для сравнения можно привести слова из раздела «Des Jugements»: «Tous les étrangeres ne sont pas Barbares, et tous nos Compatriotes ne sont pas civilisez». («Не все чужеземцы варвары, и не все наши соотечественники люди цивилизованные». — А.Р. ).

Фаворит должен всегда следить за собой. Ведь если он протомит меня в приемной меньше, чем обычно; если лицо его будет приветливей, а брови не так насуплены, как всегда; если он любезно выслушает меня и проводит чуть дальше к двери, я решу, что ему грозит падение, — и не ошибусь.

La Bruyère. Ор. cit. P. 247. № 94.

Человек, знающий двор, всегда владеет своим лицом, взглядом, жестами; он скрытен и непроницаем, умеет скрывать недоброжелательство, улыбаться врагам, держать в узде свой нрав, думать одно, а говорить другое и поступать наперекор собственным чувствам.

Ibid. P. 211. См. также: Ibid. Р. 211. № 10: «La cour est comme un édifice bâti de marbre: je veux dire qu’elle est composé d’hommes fort durs, mais fort polis». («Двор похож на мраморное здание: он состоит из людей отнюдь не мягких, но отлично отшлифованных». — А.Р. ) Ср. также прим 6./-9

Я сразу почувствовал, что он охладел ко мне; чтобы не путать свои подозрения с тем, что могло быть случайным у человека, загруженного всякого рода щекотливыми делами, я внимательно рассмотрел его действия, затрагивающие меня самого. Мои подозрения целиком подтвердились, что побудило меня, ничуть этого не показывая, отдалиться от него.

St. Simon. Ор. cit. P. 63.

См. настоящее издание, том I, часть вторая, глава III «Проблема изменения поведения в эпоху Возрождения»; в особенности с. 139–140.

Ranke L. v. Französische Geschichte. 10, Kap. 3.

Я решился… прощупать его по всем тем вопросам, которые касались нашей чести; я стал поэтому незаметно удалять его от всех тем, что уводили бы от этой цели, и подводить разговор именно к этой теме во всех ее подразделениях… Дофин был чрезвычайно внимателен, он глотал все мои доводы… разгорелся… и посетовал на неведение и малую осведомленность короля. Мне было достаточно лишь начать последовательное изложение всех этих предметов дофину, а затем просто следовать за ним, предоставляя ему удовольствие от речей, тогда как мне оставалось наблюдать, как он формирует свое мнение, как он убеждает себя самого, как он горячится и входит в азарт, тогда как мне оставалось смотреть за проявлениями его чувств, за его восприимчивостью и впечатлительностью, чтобы пользоваться такого рода познаниями… Я старался не столько рассуждать и доказывать сам… сколько мягко и прочно внушать ему мои собственные чувства и взгляды по всем этим предметам…

St. Simon. Ор. cit. Vol. 22. P. 20–22ff. (1711). В этих беседах речь шла не больше, не меньше, как о попытке склонить наследника трона к иной форме правления, предполагающей изменить соотношение сил верхушки буржуазии и верхушки дворянства при дворе и сместить центр тяжести в пользу последней. Целью Сен-Симона и его друзей было восстановление власти «пэров». Им предназначались высшие посты в государстве — министерские должности должны были перейти из рук буржуа в руки представителей высшего дворянства. Попытка такого рода была предпринята сразу после смерти Людовика XIV, при регенте, в чем самое активное участие принял Сен-Симон. Эта попытка оказалась неуспешной. Французскому дворянству не удалось то, что получилось у английского: стабилизировать господство аристократии, создав более или менее строгие правила, по которым шла борьба за решающие политические посты между различными группами и кликами дворянства. Противоречия и борьба интересов между высшей аристократией и верхушкой буржуазии были во Франции значительно большими, чем в Англии. Под покровом абсолютизма они постоянно давали о себе знать. Но, как это случается при любом единовластии, борьба шла в высшем кругу, вокруг правителя, и велась она за закрытыми дверями. Сен-Симон был одним из главных участников этой борьбы.

При всей важности этой проблемы, мы пока оставляем ее в стороне. Для ее решения потребовался бы детальный анализ тех трансформаций, которые в ходе западной истории претерпели структура семьи и вся совокупность отношений между полами. В свою очередь, для этого анализа понадобилось бы провести исследование перемен в воспитании детей и подростков. Имеющийся по этому поводу материал, собранный нами для рассмотрения процесса цивилизации, весьма обилен, равно как и аналитические труды по этому поводу; но рассмотрение данного материала выходит за рамки настоящей работы, и, нужно надеяться, подобное исследование найдет себе место в следующих трудах.

То же самое можно сказать о месте третьего сословия в процессе цивилизации, о линии развития городской буржуазии, а не слоя придворной аристократии. При всей зависимости трансформации поведения и изменения психических функций от общих перемен в целостной структуре западного общества, схема этих изменений у далеких от двора буржуа отличается от схемы, характерной для придворных, — мы на это уже многократно указывали. Это относится в первую очередь к изменениям в области сексуальности.