Норберт Элиас - О процессе цивилизации

Для всего направления развития западного общества равным образом характерны как уменьшение социальных контрастов, так и стирание индивидуальных различий — своеобразное смешение способов поведения, ранее характеризовавших предельно различные социальные позиции. В этом заключается одна из важнейших особенностей процесса цивилизации. Однако такое развитие общества и продвижение цивилизации происходят вовсе не прямолинейно. В рамках общего движения вновь и вновь заявляют о себе короткие или длинные периоды, во время которых контрасты возрастают и в обществе, и в поведении, в аффектах индивидов.

То, что происходит на наших глазах и что мы обычно называем «распространением цивилизации» — т. е. проникновение наших институтов и стандартов поведения на другие страны, — представляет собой лишь последние волны того движения, что на протяжении столетий шло на самом Западе. Вектор этого движения и характерные для него фигуры появляются задолго до того, как появилось понятие «цивилизация». Теперь от западного общества в целом, ставшего своего рода «высшим слоем», «цивилизованные» нормы поведения распространяются на все континенты. Это происходит путем заселения их выходцами с Запада или путем ассимиляции высших слоев других народов. Но точно так же ранее в рамках самого западного общества происходило распространение моделей поведения: от тех или иных высших слоев, от придворных обществ и торговых центров к низшим слоям. Эта экспансия лишь в малой степени определялась планами или желаниями носителей соответствующего поведения. Слои, задающие модели поведения, и сегодня не являются свободными творцами и зачинщиками экспансии. Распространение одних и тех же норм поведения, идущее из «белых стран и отечеств», связано с вовлечением прочих человеческих групп в единую сеть политических и экономических взаимозависимостей, в сферу «борьбы на выживание», идущую между западными нациями. Причиной изменения поведения выступает не техника — то, что именуется нами «техникой», является просто одним из символов, одним из воплощений долгосрочного опосредования, к которому ведут удлинившиеся цепочки действий и конкуренция. «Цивилизованные» формы поведения распространяются на прочие континенты именно потому, что через них осуществляется вхождение в сеть взаимозависимостей, а центр этой сети занимают люди Запада; по той же причине происходит изменение социальной структуры и организации человеческих отношений в целом. Техника, школьное обучение — все это лишь частные проявления общего движения. В тех районах, на кои распространяется западная экспансия, также возникают новые социальные функции, к которым должен приспосабливаться индивид, и эти функции требуют непрестанной тренировки способности к долгосрочному предвидению, а также не менее сильного регулирования аффектов, чем на самом Западе. Такая трансформация социального существования в целом и здесь превратилась в фундамент цивилизации. Поэтому здесь также заявляет о себе сглаживание контрастов — в том числе контрастов между Западом и другими частями планеты, — характеризующее все волны продвижения вперед цивилизации.

Постоянно возобновляющееся проникновение способов поведения функционально высших слоев в поднимающиеся низшие слои вообще характерно для той двойственной позиции, которую занимают в этом процессе высшие слои. Вошедшее в привычку предвидение последствий определенных действий, жесткое регулирование аффектов для высших слоев, скажем, для европейских колонизаторов, выступают как важные инструменты превосходства. Они делают привычными функции и положение такой элиты, служат признаками отличия, дающими ей престиж и подчеркивающими ее статус. Именно поэтому такое общество более или менее строго карает отступников, чье поведение отклоняется от подобной схемы регулирования аффектов и влечений, а также всякого рода «вседозволенность», встречающуюся у отдельных своих членов. Оно карает их тем строже, чем больше социальная сила поднимающейся снизу группы, чем мощнее напор, чем интенсивнее конкуренция в борьбе за равные шансы между представителями высшей и низшей групп. Сохранение высокого положения элиты стоит немалых сил и требует от людей умения предвидеть последствия своих поступков. Это находит выражение в пристальном наблюдении членов группы друг за другом. Порождаемый такой борьбой страх за положение группы в целом непосредственно содействует ужесточению правил в кодексе поведения, оказывает воздействие на воспитание сильного «Сверх-Я» у членов данной группы. Он находит свое выражение в индивидуальном страхе перед личной деградацией или хотя бы боязни снижения собственного престижа. Страх за свою репутацию, превратившийся в самопринуждение, приобретает формы стыда или чувства чести, способствующие выработке соответствующего поведения и обеспечивающие жесткое регулирование влечений индивида.

Но если, с одной стороны, элита (а ее функциями сегодня обладают в известной мере и западные нации в целом), склонна всеми силами подчеркивать отличие собственного поведения и специфического регулирования влечений, то, с другой стороны, само ее положение, равно как и направляемое ею движение, требуют постепенного уменьшения различий в поведении. Распространение вширь западной цивилизации хорошо показывает эту двойственность. Цивилизованность выступает как дающее превосходство отличие людей Запада. Но под давлением конкуренции представители западных наций способствуют подгонке под собственный стандарт отношений между людьми и их функций на прочих континентах. Они ставят в зависимость от себя другие области земного шара, но уже поэтому — в соответствии с закономерностью прогрессирующей дифференциации функций — сами оказываются в зависимости от них. С одной стороны, с помощью ряда институтов или посредством строгого контроля над поведением они создают барьер между собою и прочими группами, рассматриваемыми как низшие и колонизуемыми по «праву сильного»; с другой стороны, они переносят в эти части света свои социальные формы, свои формы поведения и институты. Сами того не желая, они работают на то, чтобы раньше или позже различия и в социальной силе, и в формах поведения между колонизаторами и колонизуемыми уменьшились. Уже сегодня контрасты стали заметно менее ощутимыми. В зависимости от формы колонизации и от положения данного региона в большой дифференцированной сети взаимосвязей (а отчасти и от собственной истории региона и его структуры), в некоторых местах уже начался процесс смешения форм поведения, во многом напоминающий описанное выше взаимопроникновение поведенческих форм, свойственных придворной аристократии и буржуазии. В сегодняшних колониях мы видим, как сверху вниз распространяются — в зависимости от социальной силы различных групп — формы западного поведения. Если придерживаться такой пространственной разверстки, то иногда это распространение идет снизу вверх, образуя новые общности, новые формы цивилизованного поведения. Вместе с распространением цивилизации контрасты в поведении между некогда высшими и низшими группами уменьшаются; растет число форм или оттенков цивилизованного поведения. Начавшееся преобразование людей Востока и Африки, приближающее их поведение к западному стандарту, представляет собой последнюю по времени, зримую сегодня волну процесса цивилизации. Но ее подъем таит в себе следующие волны, поскольку на сегодняшний день в колониях к выходцам с Запада приближаются чаще всего поднимающиеся высшие слои автохтонных групп.