Александр Кравчук - Перикл и Аспазия

Ежегодно в шестой день афинского месяца боедромион (сентябрь-октябрь) во исполнение клятвы, данной перед битвой, богине Артемиде приносили в жертву коз и в честь козлоногого божка Пана устраивали бег с факелами к гроту в стене Акрополя, где была его святыня. Это значит, что рассказу Филиппида афиняне поверили и делали все для того, чтобы божественный покровитель пастухов и гроза нимф больше не имел поводов для недовольства. Мильтиад распорядился изваять на собственные средства статую божка для украшения скального храма. А поэт Симонид увековечил это событие в короткой эпиграмме: «Меня, козлоногого Пана, аркадийца, персов врага и друга афинян, поставил здесь Мильтиад».

Имя Мильтиада было тогда у всех на устах — того самого Мильтиада, который еще во время тирании Гиппия взял в свои руки власть в Херсонесе. Это небольшое государство создал Мильтиад Основатель, теперь же его племянник, третий владыка в роду, утратил Херсонес раз и навсегда. Однако Мильтиад-младший вызвал такой гнев персов, как никто из греков. Это произошло тогда, когда царь Дарий организовал поход за Дунай. Персы построили на этой огромной реке мост и двинулись на север, чтобы на землях нынешней Украины разгромить степные племена скифов. Охрана моста была поручена эллинам, подданным и союзникам царя. Среди них находился и Мильтиад. Вскоре стали приходить вести о том, что дела персов плохи: скифы отступают, не принимая битвы и уничтожая все вокруг; царь вынужден был возвратиться ни с чем. Вот тогда-то Мильтиад и внес смелое предложение: надо разрушить мост и тем самым обречь всю персидскую армию на гибель. Но большинство греков испугалось, и Мильтиад был вынужден бежать. В Херсонесе он продержался еще несколько лет, так как персы в своем огромном государстве были заняты другими делами.

И все же за три года до битвы под Марафоном, т. е. в 493 г. до н. э., Мильтиаду окончательно пришлось распрощаться со своим государством — наследственным владением трех поколений Филаидов. Он должен был бежать, ибо в окрестностях появился большой флот во главе с одним из полководцев Дария. Все, что представляло какую-либо ценность, херсонесский владьжа погрузил на пять кораблей и вышел в открытое море, держа курс на Афины. Но вокруг уже шныряли суда финикийцев, из ненависти к грекам преданно служивших персам. В их руки попал корабль, на котором плыл сын Мильтиада Метиох. Он был отослан к царскому двору. Дарий поступил благородно с сыном своего врага: женил его на прекрасной персиянке и щедро одарил.

Мильтиад и его второй сын Кимон сумели вернуться на родину. Однако здесь их ожидала нерадостная встреча. Мильтиад был обвинен в тираническом правлении на землях, принадлежащих Афинам. По такому обвинению суд мог приговорить даже к смерти.

Обвинителем Мильтиада был Ксантипп. Он действовал, конечно, не самостоятельно, а по договоренности с семьей жены. Причина, которая склонила Алкмеонидов к судебному процессу, совершенно ясна: они опасались, что возвращение Мильтиада изменит расстановку сил в государстве не в их пользу, ибо он был человеком богатым, имел влияние среди аристократов и вдобавок принадлежал к роду, издавна им враждебному.

Вопреки расчетам Алкмеонидов, судьи оправдали Мильтиада. И правда, принадлежность Херсонеса Афинам была сомнительной как юридически, так и фактически. Но больше всего Мильтиаду помогла поддержка тех влиятельных деятелей, которые опасались чрезмерных амбиций Алкмеонидов.

Три года спустя, когда уже стало известно о скором персидском нашествии, Мильтиад занимал пост одного из десяти стратегов. Его избрали на эту должность потому, что ненависть бывшего правителя Херсонеса к персам была хорошо известна. Ценили также знакомство Мильтиада с персидским способом ведения войны. Победа под Марафоном свидетельствовала о том, что афиняне в своем выборе не ошиблись.

После победы под Марафоном Мильтиад приобрел такое большое влияние на жителей Аттики, что теперь сами Алкмеониды должны были опасаться его мести. Но не только это делало положение рода неустойчивым. Против него выдвигались тяжкие обвинения, так как никто в городе не забыл о щите, с помощью которого враг получил сигналы перед битвой. Везде раздавались возгласы: «Среди нас есть люди, скрыто сочувствующие персам! Есть и такие, кто ради спасения своего богатства хотел бы впустить их в город. А трусы снова готовы покорно принять власть Гиппия, изгнанного двадцать лет назад».

Это были вполне обоснованные подозрения. Вывший тиран, в то время уже глубокий старик, действительно находился среди захватчиков. Да, это он служил им проводником, советовал разбить лагерь под Марафоном и через своих доверенных организовывал заговор в городе. Было очевидно, что в случае победы персов Гиппий от их имени возьмет власть в Афинах.

Пленные, взятые на поле битвы, рассказывали о неприятности, которая произошла со старцем на марафонском берегу, о его пророческих словах. Ночью, еще до того, как корабли персов пристали к берегу, Гиппию приснилось, что он спит с собственной матерью. Тиран истолковал сновидение следующим образом: он вернется в Афины, возвратит власть и ляжет в землю, давшую ему жизнь. Рано утром Гиппий вышел на берег и стал помогать в разбивке лагеря. Внезапно у него начался сильный кашель; зубы у бывшего тирана были уже слабые, один из них вылетел и упал в песок.

Напрасно старец просеивал песок между пальцев — зуб так и не отыскался.

Наконец он печально вздохнул и сказал: «Нет, эта земля никогда уже не будет моей. Зуб, который в ней почил, исполнил все, что сон мне предназначил».

Но кто же вел тайные переговоры с Гиппием? Кто готовил заговор в городе? Всеобщее подозрение пало на Алкмеонидов. Находились, правда, и такие, кто резко возражал: «Как же так? Ведь именно Алкмеониды больше всех способствовали изгнанию Гиппия! Именно они уничтожили тиранию!»

На это люди глубокомысленные отвечали: «Да, действительно, Алкмеониды не принадлежали к числу сторонников тиранов. Однако они всегда считали только вопросом тактики, с кем в данный момент надо вступить в союз, чтобы сохранить власть и богатство. Вспомните Мегакла, деда Мегакла, ныне возглавляющего род, ведь он выдал свою дочь замуж за Писистрата и помог ему восстановить тиранию. Известно и то, что Клисфен, тот самый Клисфен, который сверг тиранию и дал власть народу, был готов вступить в союз даже с персами. Когда Аттике грозило нападение спартанцев, Клисфен обратился за помощью к персидскому сатрапу Азии. Сатрап согласился, но потребовал от афинян земли и воды для царя Дария. Послы приняли это условие. Тем временем нападение спартанцев и их союзников было отбито собственными силами. Персы были больше не нужны. Что же делает Клисфен? Он обвиняет послов в превышении их полномочий. Это, конечно, очень ловкий ход. Правду, однако, никто не забыл».