Александр Кравчук - Перикл и Аспазия

Изгнанным Алкмеонидам жилось не так уж плохо. Друзей они имели во многих городах, а доходы от имений текли к ним, как и прежде. И все же люди сожалели об их судьбе и осуждали афинян за неблагодарность. Когда однажды во время игр в Дельфах победили кони Мегакла, поэт Пиндар — певец спортивных успехов знати — сложил такую оду:

Последние слова должны были служить Алкмеонидам утешением: да, наступили печальные дни, но они не смогут помешать предназначенному этому роду. Пока же, однако, ничто не обещало благоприятного поворота событий. Изгнанники с нетерпением ждали новостей из Афин, но, увы, они были неутешительными: влияние Фемистокла усиливалось.

Этот человек творил чудеса. Он сумел сделать так, что скаредный, не выпускающий из рук даже жалкого обола [14] Обол — мелкая медная или серебряная монета. (Примеч. пер.). афинский народ великодушно отказался от раздела между всеми гражданами значительной суммы денег и предназначил ее на общегосударственные цели. Речь шла о доходах от эксплуатации недавно открытых серебряных рудников в Лаврионе. Сначала было предложено раздел лить неожиданно упавшие с неба деньги среди всех граждан как совладельцев рудников. Фемистокл резко возражал против этого и напоминал соотечественникам: «Вот уже много лет мы ведем войну с Эгиной. Этот островок находится недалеко от нас, его можно увидеть с любого пригорка в Аттике. И несмотря на это, мы не можем с ним справиться. Война все ширится, причиняет нам массу неприятностей, из-за нее мы становимся посмешищем для соседей. Почему же так происходит? У нас нет сильного военного флота — вот главная причина. Мы имеем во много раз больше людей и богатств, но что толку, коль скоро на море мы слабее. Поэтому я предлагаю все доходы от Лавриона полностью предназначить для строительства кораблей».

Ненависть к соседям — соперникам в морской торговле — оказалась сильнее присущего афинянам сребролюбия. На верфях Пирея теперь день-деньской стучали молотки и топоры, а с побережья в город долетал терпкий запах смолы, предназначенной для пропитки корабельных досок. В течение двух лет Афины стали самой могущественной морской державой Эллады; они имели не меньше 200 триер [15] Триера — военное судно в Древней Греции. Имело до 200 гребцов, располагавшихся тремя ярусами. (Примеч. пер.). .

Порт в Пирее также обязан своим созданием Фемистоклу. Его начали строить еще за три года до Марафонской битвы, в 493 г. до н. э., когда Фемистокл стал архонтом. До этого афиняне использовали только пристань в заливе Фалерон, который находился (в наших мерах отсчета) всего в 5 км от города. Но это был открытый для стихии и врагов залив. Пирей граничил с Фалероном с запада. Дорога от него до Афин была немного длиннее. Но самое главное — прибрежная равнина, ведшая к Пирею, представляла собой труднопроходимое засоленное болото. Именно по этим причинам Пирей в течение многих веков не использовался в качестве порта, хотя остальные условия для создания морской стоянки здесь были прекрасными, три полуострова — Мунихия, Акте и Ети — он — гористые, с сильно изрезанной береговой линией, создали три глубоких закрытых морских бассейна. Только Фемистокл сумел убедить народное собрание в том, что угроза войны делает необходимым строительство такого порта, который мог бы служить городу в любых ситуациях. Персидское нападение прервало работы в Пирее, но теперь они возобновились с еще большим размахом.

Фемистокл стал идолом простого народа, который получил работу и обрел чувство собственной значимости. Конечно, у вождя было много противников. Они критиковали его программу морских вооружений и считали, что в каждой войне последнее слово всегда остается за сухопутными силами. Такого же мнения придерживался и вождь олигархов Аристид, ранее поддерживавший Фемистокла. В результате в 482 г. до н. э. Аристида изгнали из Афин по приговору «суда черепков». Обвинения его в тиранических замыслах — являлись просто нелепыми, ибо Аристид был необычайно скромным и справедливым человеком.

В Афинах прекрасно понимали, что вовсе не война с маленькой Эгиной склонила Фемистокла к усиленному строительству флота. Действительной причиной вооружения явилась угроза нового персидского вторжения. После Марафона в военных действиях наступил длительный перерыв, потому что в 486 г. до н. э. умер царь Дарий, а его сын и наследник Ксеркс должен был сначала укрепиться на троне. Вскоре, однако, с востока в Элладу стали приходить грозные вести. Ксеркс собирает огромное войско по всей территории своего необъятного царства. Корабли финикийцев и тех греков, которые подчинялись «царю царей», собрались в малоазиатских портах. Маршрут великой армии пройдет вдоль северного побережья Эгейского моря. На Геллеспонте должен быть построен мост, а основание полуострова Афон прорежет канал.

Персы ворвутся, в Грецию через ущелья у подножия Олимпа, обиталища богов. Гнев «царя царей» направлен прежде всего против Афин и Спарты — все остальные, если вовремя покорятся владыке, будут оставлены в покое.

Страх охватил жителей греческих государств. Некоторые из них открыто послали царю персов в знак покорности землю и воду, другие вели тайные переговоры. Даже бог Аполлон, казалось, был благосклонен к завоевателям. Ответ, который дала афинским посланцам его жрица в Дельфах, звучал так: «Несчастные, почему вы еще здесь? Оставьте дома, гордые стены вашего города и убегайте на край света!»

Далее пифия рисовала перед собравшимися жуткую картину всеобщего уничтожения, пожара святынь, гибели статуй богов, потоков крови: Закончила же свое пророчество обращением: «Выйдите из сего храма и приготовьте свои сердца для несчастья!»

Но послы не хотели возвращаться на родину с такой страшной вестью. Они вновь вошли в святыню, сжимая в руках оливковые ветви, и умоляли бога: «Господин наш! Не уйдем отсюда, пока не узнаем чего-нибудь более благоприятного о судьбе нашего города. Останемся здесь как смиренные просители хоть до самой смерти».