Александр Кравчук - Перикл и Аспазия

Другие же добавляли: «А помните, что произошло три года назад? Как только Мильтиад прибыл из Херсонеса в Афины, завистливые Алкмеониды сразу начали против него интриговать. Дело совершенно ясное. Угроза персидского вторжения лишила Алкмеонидов рассудка; они сочли, что свобода уже потеряна и надо вовремя позаботиться о благосклонности новых владык. Алкмеониды вступили в тайный сговор с Гиппием, и по их приказу кто-то давал сигналы щитом».

Алкмеониды оказались в сложном положении. И неизвестно, какой бы оборот приняло дело (говорили о преступлении, ибо измена родине не что иное, как тяжелейшее преступление), если бы не неожиданный удар, который Мильтиад получил через несколько месяцев после своей блестящей победы.

Весной 489 г. до н. э. Мильтиад предложил смелый план: надо покарать все те мелкие государства, которые во время последней войны предали общее дело эллинов и выступили на стороне персов. Речь шла о небольших островках на Эгейском море, встретившихся на пути персидского флота, плывшего в Аттику. Они спасли персов от безвыходного положения: никто из греков даже не подумал прийти к островитянам па помощь. Вся Греция была абсолютно уверена в поражении Афин. Теперь же, однако, для победителей был важен сам факт, что в критический момент островитяне подчинились персидскому владычеству. Афинский народ остался бы глух ко всяким попыткам оправдаться. Да, откровенно говоря, таких попыток и не было. Мильтиад горячо призывал сограждан к нанесению молниеносного удара, не скрывал, что дело не только в удовлетворении жажды мести, но и в пополнении государственной казны за счет добычи. Надо только протянуть руку к имуществу островитян, никто из них не посмеет оказать сопротивления.

Вскоре семьдесят афинских кораблей под командованием Мильтиада вышли в море. Сначала все шло удачно, однако впереди была главная цель — остров Парос, известный, своими богатствами. На острове располагались залежи великолепного мрамора, а сам он лежал на пересечении торговых путей. Сюда заходили корабли ив разных концов Эгейского моря.

Когда афиняне высадились на Паросе, его жители сразу закрылись в городе. Мильтиад выслал к ним глашатая: «Уйдем с вашего острова за выкуп в сто талантов!»

Паросцы удвоили усилия по укреплению стен. Мильтиад приказал начать осаду, а остров — опустошать. Его воины вырубали садовые деревья, уничтожали виноградники, постройки. Но вдруг после двадцати шести дней этой разрушительной вакханалии афинские корабли поспешно подняли якорь и поплыли на запад — туда, откуда они прибыли. Паросцы не верили своим глазам.

Разное говорили о причинах неожиданного отступления. Сами участники похода объясняли это так: «Город обязательно должен был сдаться, так как мы окружили его и — с суши, и с моря. Да и стены мы крушили неплохо. И хотя Мильтиада ранило в колено, все шло хорошо до тех пор, пока однажды мы не увидели вдали высокий столб черного дыма. Сигнальный огонь был разожжен на каком-то из островов. Мы решили, что это спешащий на помощь осажденным персидский флот дает им знак держаться до конца. Нельзя было терять ни минуты. Вскоре наш флот вышел в открытое море. Потом оказалось, что это просто лесной пожар. Но тем временем рана Мильтиада начала гноиться, и он уже не мог командовать. Пришлось нам вернуться в Афины».

Совершенно иначе объясняли происшествие паросцы: «Афиняне заняли наш остров и захватили всех, кто не успел скрыться в городе. Среди пленников оказалась одна женщина по имени Тимо — жрица богини Деметры. Ее святыня стоит на холме за городом. Так вот, эта Тимо через несколько дней попросила о встрече с Мильтиадом и сказала ему: „Захватишь город, если войдешь в святыню и совершишь там определенный обряд!" Мильтиад согласился, хотя прекрасно понимал, что, сделав так, как советовала ему жрица, он совершит двойное святотатство. Во-первых, потому, что святость каждого божества, особенно богини подземного царства, неприкосновенна; а во-вторых, в этот храм нельзя входить не только чужим, но даже нашим мужчинам. Такое право имеют только женщины, да и то в определенные дни. Когда вождь поднялся на холм, он увидел, что калитка закрыта. Перескочив через ограду, он вошел внутрь. Возвращаясь тем же путем, Мильтиад упал и поранил ногу. С тех пор он чувствовал себя все хуже и хуже. Рана не затягивалась, а городские стены так и не были разрушены. Наконец, больной и отчаявшийся афинский вождь приказал отступать. Мы были уверены, что Тимо совершила предательство. Наши посланцы спросили у пророчицы Аполлона в Дельфах, как мы должны покарать Тимо. Бог устами оракула ответил: "Тимо сделала то, что надо было сделать для исполнения жребия Мильтиада"».

Так рассказывали жители Пароса, желавшие, чтобы греки видели в лице их врага святотатца, наказанного по воле богов.

В Афинах горько переживали случившееся. Вождь привел государство, освещенное лучами славы недавней победы, к позорному поражению от презренных островитян, выставил его на всеобщее посмешище и разорил, поскольку казна была вынуждена оплатить все деньги, истраченные на поход.

Поражение Мильтиада явилось спасением для Алкмеонидов. Никто уже не вспоминал о щите и предательстве под Марафоном, всех занимало только паросское дело. Могущественный род получил возможность расправиться со своим врагом. Снова выступил старый недруг Мильтиада Ксантипп, муж Агаристы. На этот раз он обвинил вождя в обмане афинского народа и потребовал смерти. Судебный процесс ввиду его особой важности проходил в присутствии всего народного собрания. Мильтиад не мог произнести речь в свою защиту, не мог даже стоять: загрязнение раны вызвало гангрену. Его внесли в собрание на ложе. Защищать Мильтиада взялись друзья. Собственно, они даже не защищали его, а молили о милосердии, напоминали о былых заслугах обвиняемого. Эти униженные просьбы дали определенные результаты. Народ, правда, счел, что победитель под Марафоном несет ответственность за события на Паросе, но даровал ему жизнь, присудив огромный штраф — 50 талантов.

Мильтиад вскоре после суда умер. Чтобы бросить тень на обвинителей, сторонники великого вождя заявляли позднее, что он заживо сгнил в тюрьме, безжалостно брошенный туда за неуплату штрафа.

Мегакл и Ксантипп понимали происшедшее так: обвинительный приговор Мильтиаду — это поражение Филаидов и всех родов, некогда составлявших партию Равнины. Наконец-то Алкмеониды снова выдвинутся на первое место в государстве. Кто же теперь осмелится вновь вспомнить дело о щите и сговоре с персами? Увы, они глубоко заблуждались. Правда, несчастье, случившееся с Мильтиадом, действительно подорвало влияние аристократов, но события последующих лет показали, что выгоду из этого извлекли вовсе не Алкмеониды.