Александр Кравчук - Перикл и Аспазия

Итак, вернемся к Мелиссу. Его мысли не поражают новизной. Я уже знаком с такими взглядами и способами доказательства. О том же самом, только красивее и торжественнее, пишет в своей поэме Парменид. Некоторые строчки я даже помню наизусть: «Коль скоро природа не родилась, не может она умереть. Напрасно, друг, ты ищешь начало ее и конец. Она едина, однородна, уничтожить ее нельзя, да и увеличиться она не может. Невозможно, чтобы одно бытие породило другое, ведь было б тогда их два. Но также не можешь ты утверждать, что бытие возникло из небытия» [47] Parmenides. Frg. 8 // Ibidem. .

С Парменидом я познакомился несколько лет назад. Как ты, наверное, помнишь, он приезжал в наш город во время праздника Панафиней издалека, из родного города Элеа в Южной Италии. Уже тогда ему было не меньше 65 лет, но держался он превосходно. Был похож на одного из героев Гомера — достойный уважения и одновременно пробуждающий в душе какую-то смутную тревогу. Вместе с ним прибыл его ученик Зенон — очень красивый и высокий сорокалетний мужчина. Оба они, хотя и приехали издалека, были нам хорошо известны по многочисленным рассказам. Приезжие разместились у своего друга Пифодора, жившего за городскими стенами, в предместье Керамик. Сразу же распространились слухи, что Зенон привез свой чрезвычайно интересный трактат. Поэтому мы отправились в дом Пифодора большой компанией, чтобы попросить Зенона прочитать нам его. Тот охотно согласился. Я прекрасно помню, что Парменида с нами тогда не было, он отправился в город по каким-то делам. Зенон как раз заканчивал чтение, когда он вошел в сопровождении двух своих приятелей. Мне очень хотелось поговорить с этим замечательным человеком, и поэтому я попросил Зенона повторить основные положения своего первого умозаключения. Зенон откровенно признался: «Целью моей книжки является защита взглядов Парменида от тех, кто их высмеивает. Я опровергаю всех утверждающих, что положение о единстве бытия приводит к абсурдным и противоречивым выводам. В своем трактате я обрушиваюсь на сторонников множественности бытия и наношу им один за другим сокрушительные удары. Я доказываю, что те, кто отстаивает множественность бытия, приходят к гораздо более абсурдным выводам, нежели мы. Из любви к философским битвам осмелился я, еще совсем молодой человек, написать эту вещицу».

Благодаря словам Зенона я смог втянуть в беседу и Парменида. Так вот, мне кажется, Мелисс поступает так же, как Зенон, хотя и не признается в этом: с помощью новых аргументов он защищает Парменида. Может быть, между ними и есть какая-то разница, но она не существенна. Зато нет никакого сомнения в том, что именно ты, Архелай, и твой учитель Анаксагор являетесь противниками Парменида. Помнится, ты читал мне когда-то его книжку. Ее начало великолепно, и я запомнил его наизусть: «Все вещи были вместе, а их число и малость не имели границ. Ибо в природе не существует самого крохотного: всегда будет что-то еще меньше. Но всегда существует и еще больше. Каждая вещь, взятая сама по себе, является одновременно и большой, и маленькой» [48] Аnaksagoras. Frg. 1 // Ibidem. .

Но больше всего меня восхищает то, что над множественностью и безграничностью бытия Анаксагор ставит Разум. Он един, бесконечен, самовластен, существует сам для себя, ни с чем не соединяется и не смешивается. И тогда я думал: «Предположение, что Разум владеет всем наконец-то объяснило мне, почему мир устроен так, а не иначе, Если мир — творение Разума, то все созданное им разумно и доступно познанию».

Я внимал этой книге, глубоко надеясь получить ответы на все вопросы вплоть до самого для меня интересного: является Земля плоской или круглой, как шар. Увы, как ты знаешь, я ошибся. Оказалось, что Разум, согласно Анаксагору, хотя и существует, но ничем нам помочь не может. Все, как объясняет этот философ, зависит от действия разных факторов. Я не получил на свои вопросы никакого ответа и охладел к его учению. Хватит с меня поисков бытия (в единственном числе или во множественном) и размышлений о том, почему оно возникает и гибнет. Это все равно что смотреть на солнце: либо ослепнешь, либо сойдешь с ума. Я предпочитаю простые слова и мои ежедневные разговоры с обычными людьми. Мы начинаем беседу и шаг за шагом, поправляя друг друга, поднимаемся от простых понятий и выражений все выше и выше. Не думаю, что, двигаясь этой «горной дорогой», мы найдем что-нибудь необыкновенное, но она по крайней мере самая надежная и доступная моему уму.

Ну а тебе и Мелиссу я оставляю ваш великий спор о сущности бытия. Я говорю спор, ибо вопреки надеждам наших смелых воинов сражаться друг с другом вы не будете. Если и произойдет между вами поединок, то совсем по другой причине. Ведь ты родом из Милета, постоянно враждующего с Самосом. Посмотри, как забавно получается: Периклова Аспазия ведь тоже из Милена. Куда ни посмотришь — на философов или на прелестных женщин — везде получается одно и то же: люди из Милета подталкивают нас, любящих мир афинян, к войне с любящими мир жителями Самоса».

«На каждом корабле находится экипаж, состоящий из воинов й гребцов, — всего около двухсот человек. Каждый из них ежедневно получает в качестве жалованья и на питание около одной драхмы. Следовательно, каждая триера ежедневно обходится государству в двести драхм, или в две мины серебра. За месяц их будет уже шестьдесят — ровно один талант.

Ныне флот у Самоса после его многократного усиления различными, эскадрами насчитывает почти двести судов. Правда, более четверти из них — это корабли с Лесбоса и Хиоса, оплачиваемые тамошними государствами. Соответствующие суммы они высчитывают из своей ежегодной дани. Зато содержание оставшихся тяжелым бременем ложится на афинскую казну: из месяца в месяц только на судовые команды надо тратить почти сто пятьдесят талантов. И это еще не все. Военные расходы огромны, и их нельзя покрыть за счет обычных доходов — таможенных и судебных сборов, сдачи внаем рудников, налогов с метеков и гетер. Все, что поступает из этих источников, полностью идет на текущие административные расходы, поддержание в порядке зданий, крепостных стен, водопроводов. Война затянулась, конца ее не видно, откуда же взять деньги?»

Такие заботы одолевали афинский совет и чиновников поздним летом 440 г. Финансовые проблемы росли с каждым днем, ибо сначала стоимость войны почти не принималась во внимание. Думали, что все пойдет так же легко, как и раньше, — тогда Перикл занял остров за несколько дней. Ныне у Самоса собраны почти все военные корабли, но до победы еще очень далеко.

Радовало только одно: слухи о флоте, идущем на помощь Самосу, оказались ложными. Персы не разорвали договор и не отправились в Эгейское море. Правда, несколько городов Карии, воспользовавшись ситуацией, вышли из союза, но эту потерю можно было пережить.