Герман Дилигенский - Северная Африка в IV—V веках

Подобного рода настроения плохо согласуются с действиями донатистских епископов, добивавшихся поддержки императора в своих претензиях на безраздельное господство в африканской церкви. Очевидно, в донатистском движении наряду с течением, связанным преимущественно с верхушкой клира, не чуждавшейся сближения с императорской властью, существовало и другое направление, рассматривавшее империю как дьявольскую силу и отвергавшее любую форму союза с нею. С точки зрения представителей этого направления, вышедшего из демократического слоя донатистов, нет никакой разницы между императором-язычником и императором, признающим христианство; и тот и другой являются преследователями (persecutores) праведников и врагами рода человеческого. Для того чтобы сохранить влияние на массы верующих, донатистские епископы должны были поддерживать идеи, в какой-то степени отвечающие этим настроениям.

Основные особенности донатизма как определенного конфессионального направления отражают (правда, в весьма косвенной форме) эту его связь с демократическими слоями христиан. К числу этих особенностей относится культ мучеников за веру, чрезвычайно распространенный в донатистской церкви. Произведения церковной литературы и эпиграфические данные свидетельствуют о том, что донатисты имели многочисленных святых, не признанных официальной мартирологией [429] Донатистские надписи, поставленные в память мучеников, собраны в кн.: Р. Monceaux. Histoire..., IV, Paris, 1910, р. 437 sqq. Ср. Brisson. Op. cit., р. 289—313, 317—321. . Весьма характерно, что католический собор, происходивший после разгрома донатистов Константом, принял постановление, запрещавшее воздавать недостойным лицам почести мучеников [430] Mansi, III, col. 145—146. . Как и во времена Тертуллиана, африканские христиане из числа эксплуатируемых классов видели в мученичестве высшую форму борьбы с неправедным миром, с Римской империей, которая не стала им менее враждебной {172} из-за того, что признала христианство. Донатизм поддерживал эту традицию.

Несомненный антиримский смысл имел также обычай вторичного крещения, отстаиваемый донатистами. С одной стороны, он выражал их непримиримое отношение к «предателям»: крещение, совершенное в «церкви предателей», признавалось недействительным. С другой, поскольку этот обычай был связан с африканской традицией и был отвергнут Арелатским собором, он демонстрировал враждебность донатизма римской церкви, запятнавшей себя союзом с империей.

Хотели того или нет донатистские епископы, логика религиозной борьбы ставила их в положение, все более оппозиционное императорской власти. Преследования 317 и 347 годов способствовали развитию в донатизме идеи отрицания права государства на вмешательство в церковные дела. В 321 г. донатистское духовенство в письме к Константину мотивировало свой отказ вступить в церковное сообщество с католическим карфагенским епископом тем, что он является первосвященником императора [431] PL, 11, col. 794. . В 347 г. Донат Карфагенский сформулировал свое отношение к религиозной политике Константа в следующих словах, обращенных к Павлу и Макарию: «Какое дело императору до церкви?» (Quid est imperatori cum Ecclesia?) [432] Opt., III, 3. . Вскоре после этого донатисты оказали в Нумидии открытое сопротивление императорским эмиссарам.

Католическая церковь в тот же период занимала все более сервилистские позиции по отношению к римскому государству. Карфагенский епископ Грат на соборе 348 г. воздал хвалу богу за разгром донатистов Константом и назвал Павла и Макария «слугами святого дела» [433] Mansi, III, col. 143. . В сочинении Оптата союз церкви с империей получал уже некое теоретическое основание: подчеркивалось, что не государство пребывает в церкви, а церковь в государстве, и эта мысль аргументировалась толкованием одного места из священного писания (Cant., IV, 8), где речь якобы идет о Римской империи [434] Opt., III, 3: non enim respublica est in ecclesia, sed ecclesia in republica, id est in imperio Romano, quod Libanum appellat Christus in Canticis Canticorum, cum dicit: veni, sponsa mea inventa, veni de Libano. . Ведя борьбу с ортодоксальной {173} церковью, донатисты, естественно, стремились выдвинуть на первый план свое отличие от нее как «церкви гонимых» от «церкви преследователей», что не могло не способствовать все большему развитию антиимперских тенденций в донатизме.

Подводя итог изложению истории раннего донатизма, мы можем заключить, что к середине IV в. донатистское движение в значительной мере выражало настроения эксплуатируемых классов африканского общества, их протест против власти Римской империи и оправдывавшей эту власть ортодоксальной церкви. Однако у высшего клира донатистской церкви отсутствовали признаки каких-либо выступлений, выражавших — хотя бы в опосредствованной религиозной форме — социальные чаяния народных масс. Этот клир лишь использовал антиримские настроения рядовых верующих в интересах своей борьбы с ортодоксальной церковью. Противоречие между этими двумя направлениями в донатизме проявилось особенно ярко в период подъема социального движения эксплуатируемого сельского плебса.

Рассказывая о событиях 347 г. в Нумидии, связанных с миссией Павла и Макария, Оптат обвиняет епископа города Багаи в том, что, готовясь оказать сопротивление императорским уполномоченным, он разослал глашатаев по окрестным местам (loca) и рынкам (nundinae), созывая циркумцеллионов, которых он именовал агонистиками (circumcelliones agonisticos nuncupans). Несколько ниже Оптат отмечает, что к циркумцеллионам принадлежали те люди, которые «из стремления к ложному мученичеству вызывали себе на свою погибель палачей, а также те, которые бросали свои жалкие души с вершин высоких гор» [435] Opt., III, 4. . Это — первое по времени упоминание в африканской литературе об агонистиках-циркумцеллионах.

Значительное количество данных о циркумцеллионах содержится в произведениях Августина. Он характеризует их как род людей, не занимающихся каким-либо полезным делом, свободных от полевых работ (ab agris vacans) и бродящих ради своего пропитания вокруг крестьянских {174} клетей (cellas circumiens rusticanas) [436] Aug., С. Gaud., I, 28, 32. , откуда они и получили имя циркумцеллионов. Из этой характеристики вытекает, что циркумцеллионы существовали за счет добровольных подаяний сельского населения [437] Ср. Büttner. Op. cit., S. 42. . В другом месте Августин замечает, что циркумцеллионы отказываются обрабатывать землю [438] Aug., С. Gaud., I, 29, 53: ordine disciplinae colendisque agris amisso circumcellionum et opere et nomine inserviunt. . Среди них были и женщины, причем, как можно судить по некоторым характеристикам Августина, для агонистиков был обязателен обет безбрачия [439] «Они бесстыдно не желают иметь мужей»,— пишет о женщинах-агонистиках Августин (С. lit. Petil., II, 88, 195; Ep., 35, 2). Идея безбрачия как признака христианской «чистоты» развивалась уже в африканской раннехристианской литературе. См. Тertu1., De cultu feminarum, II, 9; Apologet., 9, 19; ср. Вüttner. Ор. cit., S. 29, 43. . Об аскетизме агонистиков свидетельствует также сообщение современника и биографа Августина Поссидия о том, что они действовали «как бы под видом воздержанных» (velut sub professione continentium) [440] Possidius. Vita s. Augustini, 10. . Августин передает, что боевым кличем агонистиков был возглас deo laudes и что, предаваясь «своим беззакониям», они распевали гимны [441] Aug., Ep., 108, 5, 14. .