Владимир Земцов - Великая армия Наполеона в Бородинском сражении [litres]

Французские солдаты были переполнены энтузиазмом. Дурные мысли, как писал позже Тирион, старший вахмистр 2-го кирасирского, «нас тогда, на берегах Немана, не тревожили; полные сил и надежд, гордые принадлежностью к великой нации, гордые мундиром, мы мечтали о славе, о движении по службе и победах…» [1233]. Энтузиазм французов заражал и иностранцев Великой армии. «На этом походе царит радость и веселье; итальянским войскам присуще в высшей степени самолюбие, рождающее чувство собственного достоинства, соревнование и храбрость», – писал Ложье, адъютант полка велитов итальянской гвардии [1234]. Убежденность в своем могуществе снова возвращалась к Наполеону. Полный азарта, он устремился к Вильно.

Каждую минуту, двигаясь к Вильно, и в течение нескольких дней после того, как Главная квартира уже вступила в этот город, Наполеон и вся армия были в ожидании генерального сражения. 30 июня Брандт с полком Легиона Вислы был возле Вильно. «…Ее окрестности, – вспоминал он, – представляли теперь какую-то пустыню… Дождь продолжал лить как из ведра». «Говорили, – продолжает он, – что неприятель в виду и что ожидают сражения». «Дождь все продолжал идти, небо заволокло темными, беспросветными тучами. Вдруг из окружавшей нас завесы дождя показался Наполеон. Задний отворот его треуголки был отогнут назад, вода ручьями стекала с его серого походного сюртука. Он ехал на небольшой серой лошади с хлыстом в руке, которым он нахлестывал по своим высоким ботфортам; время от времени он подносил к глазам подзорную трубу, хотя вряд ли можно было что-нибудь разглядеть при таком ливне. “Какой ужасный дождь!” – промолвил император, обращаясь к Бертье, который, сердитый и нахмуренный, ехал рядом с ним» [1235]. Сражения ждали все: Наполеон, польский офицер Брандт, вестфальский солдат Рункель… [1236]Сражения не произошло.

Причины военного характера, предопределившие неудачу Виленской операции, достаточно хорошо известны [1237]. Обратим внимание только на два момента. Во-первых, уже с первых дней кампании стало сказываться недостаточное знание командованием Великой армии театра военных действий, сил и возможностей противника. Войска Даву и Жерома, которые должны были перехватить 2-ю Западную армию П. И. Багратиона, двигались словно на ощупь, безвозвратно теряя драгоценное время. Во-вторых, крайне остро стало ощущаться расстройство тылов из-за дурной администрации, а главное, из-за небывалых масштабов проводимых операций. Начался массовый падеж лошадей. К 30 июня окончательно завязли большие корпусные парки. Солдаты терпели нужду во всем. «Теперь мы должны учиться терпеть голод и жажду», – писал 16 июля солдат-вестфалец Рункель [1238].

Но была и еще одна важная причина, повлиявшая на исход Виленской операции, которую точно подметил Д. Чандлер: у Наполеона стал проявляться недостаток «физической энергии» [1239]. 7 июля, в Вильно, адъютант Нарбонна Кастелан сделал запись: «Его величество проявляет меньше жизни; он разжирел; садится на лошадь с большим трудом. Главный шталмейстер должен был ему помогать руками сесть в седло» [1240].

В Вильно Наполеон ведет разговоры с посланцем Александра I генерал-адъютантом А. Д. Балашевым, тщетно ожидая мирных предложений русского императора, и там же он заявляет своим генералам: «Я не перейду Двину. Хотеть идти дальше в течение этого года – значит идти навстречу собственной гибели» [1241]. Но стоило 16 июля только замаячить на горизонте миражу решающего сражения, как Наполеон отбросил все свои сомнения и помчался вперед, надеясь перехватить русские армии и навязать им бой. Несколько раз, с 16 по 24 июля, Наполеон меняет военные комбинации, стремясь «ухватить» противника и заставить его сражаться. Наконец, возле Витебска показалось, что сражение обязательно состоится [1242].

К этому времени армия была уже физически сильно измотана и катастрофически быстро уменьшалась. Между Ковно и Витебском, по подсчетам М. Дюма, было потеряно 20 тыс. лошадей [1243]. Кавалеристы и артиллеристы с тяжелым сердцем покидали своих лошадей, умиравших на дороге. Но тогда солдаты еще не теряли бодрости духа. «Счастье, которое столько лет баловало нас, – вспоминал о тех днях лейтенант из резервной артиллерии 3-го армейского корпуса Н. Ж. Соваж, – поддерживало в нас мужество, и по мере того, как солнце поднималось к меридиану, блистая своими лучами на наших колоннах, и мы удалялись от этой страшной картины, наши предчувствия испарялись подобно утренней росе, и воспоминания о победах затмевали всякие признаки опасности. Великий полководец нас настолько приучил побеждать, что нам казалось, что, пока нас ведет его гений, ничто не в состоянии нам сопротивляться» [1244]. Все считали, что сражение непременно положит конец всем страданиям и неопределенностям.

25 и 26 июля произошли тяжелые бои на подступах к Витебску – у местечка Островно и у д. Какувячина. Русский арьергард был отброшен к р. Лучёсе. В ночь на 27-е Наполеон приказал ускорить движение всех корпусов и артиллерийских резервов. «…Были пущены в ход все средства, – писал А. Коленкур, – в надежде, что завтра или самое позднее послезавтра состоится генеральное сражение – предмет всех желаний и упований императора. Его величество часть ночи оставался на лошади, подгоняя и ускоряя движение воинских частей и ободряя войска, которые были полны воинственного пыла. Неаполитанский король уверял, что все маневры неприятеля указывают на подготовку к сражению. Император и вся армия слишком сильно желали этого сражения и поэтому тешили себя надеждой, что великий результат близок» [1245]. С утра 27-го начались упорные кавалерийские сшибки, которые задержали развертывание французских войск (в тот день особенно отличились 8-й гусарский и 9-й линейный полки). Наполеон, убежденный в готовности русских дать генеральное сражение, решил не торопиться и, подтянув и развернув все войска, напасть 28 июля. Вечером 27-го «император был весел и уже сиял лучами славы, – до такой степени он верил в то, что померяется силами со своими врагами и добьется результата, оправдывающего его поход, который завел его уже слишком далеко» [1246]. «Завтра в 5 часов взойдет солнце Аустерлица!» – заявил он Мюрату [1247]. У него под рукой против русской 1-й Западной армии был 4-й армейский корпус Богарне, три дивизии 1-го корпуса, императорская гвардия и вся кавалерия Мюрата (за исключением 3-го корпуса Груши). Наутро выяснилось, что русская армия, стоявшая накануне напротив французских войск, исчезла (французы нашли только одного русского солдата, спавшего в кустах). Наполеон понял свою ошибку: он, отсрочив на один день сражение, дал русской армии возможность полностью отойти. Память об этом событии заставит Наполеона позже, под Бородином, нервно дожидаться утра 7 сентября, отказавшись при этом от любых обходных маневров.