Владимир Земцов - Великая армия Наполеона в Бородинском сражении [litres]

Важными были сведения, которые приходили с фланговых группировок Великой армии. 2 августа император узнал о сражении под Кобрином 27 июля, когда 3-я Западная русская армия нанесла поражение войскам 7-го (саксонского) корпуса Ж. Л. Ренье. На следующий день Наполеон приказывает австрийскому корпусу К. Ф. Шварценберга двигаться на помощь Ренье [1259]. От прежнего намерения подключить австрийцев к войскам центральной группировки пришлось отказаться. Часть войск Шварценберга совместно с польской дивизией Я. Г. Домбровского действовала против 2-го русского резервного корпуса Ф. Ф. Эртеля. Тем временем и с левого фланга стали приходить сведения о столкновениях войск 2-го корпуса Н.-Ш. Удино с корпусом П. Х. Витгенштейна. Пришлось подкрепить Удино 6-м корпусом Гувион Сен-Сира [1260].

Информация о военных действиях на флангах накладывалась на политические новости: в Витебске Наполеон узнал о ратификации мирного договора России с Турцией, подписанного еще 28 мая, а также получил текст договора России с Англией. Эти события, отметил Сегюр, «сделали победу еще более необходимой как никогда» [1261]. Следовало ожидать появления на севере русской Финляндской армии, а на юге – Дунайской! Многочисленные дела империи (особенно в Испании), о которых также приходилось думать, находясь в Витебске, еще больше убеждали Наполеона не затягивать войну с Россией, но окончить ее как можно скорее. Не мог не видеть Наполеон и то пагубное состояние, в котором все больше и больше оказывалась его армия, находясь в бездействии на разоренной территории, катастрофически быстро утрачивая свой энтузиазм, жажду победы и славы. «Настроение у нас было далеко не веселое», – писал о тех днях Брандт [1262]. Дабы поддержать дух армии, Наполеону приходилось ежедневно проводить парады, смотры («Сплошные парады!» – записал в своем дневнике Кастелан 3 августа [1263]) и производить назначения. Все попытки прекратить мародерство, наладить регулярную раздачу пайков и привести в порядок медицинскую часть (именно к этому времени относится резкое выяснение отношений по поводу виновности в плохом состоянии медицинской части между Ларреем и Дюма, о чем мы писали выше) оказывались тщетными. Административные перестановки (как, например, введение новых должностей помощников начальника Главного штаба по пехоте и кавалерии – ими стали генерал-адъютанты Ж. Мутон и А.-Ж.-О.-А. Дюронель – или назначение комендантом Главной квартиры решительного и честного О. Коленкура) мало что давали.

Ко времени витебской стоянки относятся и первые серьезные беспокойства по поводу поведения местных крестьян, ставших нападать на мародеров [1264].

Все говорило о том, что Наполеону был необходим немедленный успех. Успех могло дать только сражение. «Как это бывает с людьми его натуры, – писал о пребывании императора в Витебске Сегюр, – бездействие было тяжело для него, и он предпочитал опасность скуке ожидания…» [1265]«Он верил в сражение, – заметил Коленкур, – потому что желал его, и верил, что выиграет его, потому что это было необходимо. Он не сомневался, что русское дворянство принудит Александра просить у него мира…» [1266]По свидетельству Фэна, в начале августа Наполеон уже совершенно определенно говорил своим соратникам о готовности двигаться к Смоленску, а затем к Москве. Он был уверен, что перед тем или другим городом русские обязательно дадут генеральное сражение. Времени, считал Наполеон, чтобы продолжить активную фазу кампании и добиться решительных результатов, оставалось еще вполне достаточно. «…Мой план кампании, – резюмировал император, – связан с сражением, в результате которого вся моя политика увенчается успехом» [1267].

8 августа произошло серьезное столкновение возле Инково. Русские войска атаковали кавалерию генерала О.-Ф.-Б. Себастиани. Надежды Наполеона на скорое сражение немедленно оживились. Все свидетельствовало о том, что русские собираются наступать [1268]. Наполеон, не дожидаясь подтверждения сведений о том, что русские действительно перешли к решительным действиям, приказывает общее наступление. 12 августа Друо, командующий гвардейской пешей артиллерией, полный воодушевления, как и вся армия, пишет во Францию: «Господь желает доставить нам в конце концов счастье встретиться с этими русскими, которых мы преследуем уже столь долгое время!» [1269]В час ночи 13 августа император выехал из Витебска. Тогда же выступила и императорская гвардия.

Как известно, русское командование действительно намеревалось первоначально осуществить наступление (точнее, выдвижение вперед), однако, опасаясь обхода, вскоре отдало приказ войскам возвратиться к Смоленску. Тем временем Наполеон, оставив возле Инкова только прикрытие, спешно вышел к переправе через Днепр у Расасны. Проведя там в палатке ночь с 13-го на 14-е, он переправил на левый берег Днепра свои главные силы и бросил кавалерию Мюрата на Красный, стремясь обойти 1-ю и 2-ю русские армии с юга, тем самым отрезав их от Смоленска. Историкам еще предстоит подробно исследовать все перипетии драматических событий возле с. Красного, где 14 августа дивизия Д. П. Неверовского смогла предотвратить трагедию всей русской армии [1270]. Предстоит также окончательно решить задачу: осуществлял ли Наполеон, двигаясь через Красный к Смоленску, заранее разработанный план выхода к городу раньше русских армий, либо же, как об этом пишет Коленкур [1271], он просто не знал, где находятся главные силы русских, хотя и прошел рядом с ними.

15 августа, в день своего рождения, когда прямо на марше был устроен смотр, Наполеон был у стен Смоленска. Однако решительного штурма ни в тот день, ни 16 августа не последовало. Деннье, как правило человек исключительно осведомленный о том, что происходило в Главном штабе и Главной квартире, писал: «Мы все были уверены, что неприятель покинул город. Сам император разделял это убеждение…» [1272]Хотя ему докладывали, что русские держатся в городе и, по всей видимости, намерены его оборонять, «император был настолько уверен, что защита Смоленска не могла быть серьезной и что русские не намеревались там удержаться, что он не придавал никакой веры рапортам…» [1273]

В этой связи закономерен вопрос: движение Наполеона к Смоленску было связано исключительно с надеждами дать русским генеральное сражение или же было частью осуществления более серьезного общего плана движения на Москву? Первоисточники дают на этот счет противоречивую информацию. Коленкур, к примеру, раскрывает этот вопрос следующим образом. Вечером 16-го «император не знал, что думать, и заранее злился при мысли, что придется идти еще дальше, чтобы настигнуть эту армию, которую он принудил бы к сражению, если бы атаковал ее 48 часами раньше». В тот миг Коленкуру показалось, что император вдруг принял наконец решение остановиться у Смоленска. «Я обоснуюсь в Витебске. Я поставлю под ружье Польшу, а потом решу, если будет нужно, идти ли на Москву или на Петербург», – заявил он. Радостный Коленкур немедленно сообщил о решении императора Бертье. Князь Невшательский, лучше знавший Наполеона, сразу выразил сомнения в том, что эти идеи «удержатся после взятия Смоленска». В ночь с 17 на 18 августа, когда уже весь город был объят страшным пожаром, император, вдруг хлопнув обер-шталмейстера по плечу, радостно произнес: «Это извержение Везувия! Не правда ли – красивое зрелище, господин обер-шталмейстер?» – и чуть позже добавил: «…труп врага пахнет всегда хорошо». Коленкур и Бертье переглянулись. Они поняли, что Наполеон продолжит наступление [1274].