Владимир Земцов - Великая армия Наполеона в Бородинском сражении [litres]

В 1988 г. Н. А. Троицкий, попытавшийся окончательно разрешить этот вопрос, сославшись на ряд широко известных французских материалов (работы Сегюра, Шамбрэ, Деннье и др.), пришел к выводу, что Великая армия ночевала на поле сражения, хотя многие части и отошли «от главных пунктов кровопролития» с намерением просто «отдохнуть не на трупах своих товарищей» [2001]. Соглашаясь с Троицким в целом, определим более точно места ночевки основных соединений Великой армии и попытаемся воссоздать эмоционально-психологическую атмосферу ее бойцов.

Итак, вечером 7 сентября пошел дождь, подул холодный порывистый ветер. Солдаты корпуса Даву, штурмовавшие Семеновские укрепления, устраивали свой бивак прямо на поле боя, там, где застал их конец сражения, среди мертвых и умирающих тел. 2-я дивизия заночевала на возвышенности перед лесом, в который отступил неприятель. 33-й линейный построился даже в каре, боясь неожиданного нападения [2002]. Где-то недалеко от южной «флеши» заночевали оставшиеся в живых бойцы 57-го [2003]. Остальные полки 5-й и 4-й дивизий бивакировали, вероятно, возле Семеновского оврага.

Севернее их расположились части корпуса Нея. «3-й корпус остался на той местности, которую захватил накануне», – писал Пельпор [2004]. Это подтверждает дневник Бонне [2005], а также мемуары Зукова, который вспоминал, что бивак был «на поле чести среди мертвых товарищей» [2006].

«Всю ночь напролет, – вспоминал Фоссен, – мы провели на поле сражения. Стоны несчастных раненых было жалостно слушать, о каком-либо уходе за ними или уборке их куда-либо нечего было и думать; не было даже сколько-нибудь воды вблизи. Те, которых 7 сентября пощадила коса смерти, питались мясом убитых лошадей с можжевеловыми ягодами; у некоторых еще оставалось немного свалявшейся муки для похлебки, о хлебе нечего было и думать» [2007]. Время от времени со стороны русских доносились крики или редкие орудийные выстрелы [2008].

Все вспоминали эпизоды страшного дня, оплакивали товарищей и залечивали раны. Дютейе де Ламот из 57-го подсчитал, что получил за день три сильные контузии пулями в левую руку и удар штыком в бедро; пять шальных пуль пробили ему амуницию. Фоссен из 111-го оплакивал своего лучшего товарища старшего сержанта Вергелла, который уже поздним вечером, составляя список уцелевших солдат, был на глазах Фоссена убит пулей в голову. Сам Фоссен был задет двумя пулями: одна попала в патронную суму, другая пробила кивер.

Лейтенант 25-го линейного Паради сожалел вечером о потере «очень хороших товарищей». Самому Паради во время боя в лесу пуля попала в грудь, в область сердца, и он упал навзничь. Не зная твердо, жив он или мертв, солдаты попытались все же унести его подальше от места боя. Неожиданно для них лейтенант, собрав все свои силы, воскликнул: «Храбрые мои дети, это все пустяки!» Когда Паради возвратился к вечеру в свою часть, он с большой радостью снова увидел «радостные лица всех своих храбрецов».

Вероятно, где-то недалеко от д. Семеновское майора Ле Руа разыскал его сын, сержант того же полка. Они радовались, что оба остались живы. Рядом с ними кружком стояли офицеры 85-го, и каждый торопился рассказать о своих подвигах. Вдруг майор Ле Руа почувствовал толчок в спину. К счастью, из-за небольшого дождя он был в плаще, и удар был ослаблен. Это была «пуля, которая пролетела более четверти лье» и была уже на излете. Ле Руа подумал, что «если бы она попала в висок», то он был бы мертв.

Впереди д. Семеновское нашел свой 15-й легкий капитан А. Кудрё (Coudreux); он был ранен под Смоленском, но, не желая расставаться со своим полком, преодолел огромное расстояние за шесть дней и все-таки не успел к началу сражения. Ему оставалось только слушать рассказы однополчан о своих подвигах 7 сентября [2009].

Те, кто был ранен серьезнее и кого, к счастью для них, вынесли с поля боя, встречали конец того дня в амбулансах. Капитан Гардье из 111-го, раненный пулей в левую ногу, был доставлен в амбуланс на лошади. В ночь на 8-е его посетил полковник. «…Утешения, которые он мне расточал, – записал Гардье в дневнике, – и интерес, которые он проявил к моему положению, стали для меня значительной поддержкой, укрепившей меня». Гардье не стал долго задерживаться в амбулансе, где, по его словам, царил ужас, и уже утром 8-го поспешил присоединиться к полковым экипажам. Более серьезно был ранен генерал Тест. Он оказался в одном бараке с раненным чуть раньше его Компаном. Главный хирург 5-й дивизии Трасту, оказав Тесту первую помощь, занялся другими ранеными офицерами, которые все время прибывали; среди них был и славный майор Яже из 57-го. К вечеру их в бараке набралось четырнадцать человек, сильно стиснутых на маленьком пространстве. Когда на следующий день в барак пришел главный хирург французской армии, он обнаружил 12 трупов; живыми оставались только Тест и Компан [2010].

Вечером, еще в день сражения, чувствуя в себе силы, Компан продиктовал одному из адъютантов свой рапорт о действиях 5-й дивизии утром 7 сентября, а после – письмо жене. Поведав ей о храбрости дивизии и посетовав на многочисленные потери, в конце письма Компан смог сам написать супруге несколько строк [2011].

Когда раненый Дессэ был доставлен своими адъютантами в тыл, хирурги в один голос стали советовать ему немедленно ампутировать руку. Убеждал его в этом и знаменитый Ларрей. Дессе категорически отказался и оказался прав. Руку ему удалось сохранить. Впрочем, раненый Дессе оказался в хороших условиях. Когда Жиро де л’Эн покидал его, возвращаясь в сражение, за генералом уже ухаживали два его брата, доктор, прислуга и лейтенант Маркье [2012]. Вечером Жиро де л’Эн, благодаря судьбу за то, что пули не задели его самого, нашел генерала «среди своих товарищей терпеливо переносившим боль от раны». Дессэ поручил Жиро де л’Эну составить рапорт на имя маршала Даву, после чего подписал его левой рукой.

Пожалуй, среди генералов 1-го корпуса менее всех повезло Ромёфу. Наскоро перевязанный на поле боя, он был перенесен «в ту же деревню, куда был доставлен генерал Монбрён» (Ларрей). Полагаем, что это была д. Шевардино. Известие о тяжелом ранении Ромёфа огорчило многих. 8 сентября Даву написал жене, что его начальник штаба «сильно контужен ударом ядра, и это заставляет опасаться за его жизнь».

Еще в день сражения, поздним вечером, когда старшему другу Ромёфа генералу Дюма удалось покинуть палатку императора, он немедленно отправился в главный амбуланс, где ему, вероятно, сообщили о местонахождении его товарища. Дюма отправился в деревню, находившуюся «приблизительно в полулье от поля битвы», и нашел там умирающего. «Ромёф, уже сильно ослабевший, показал мне гарду своей шпаги, которую ядро сплющило на его бедре: контузия была страшной; мой обожаемый друг сохранял присутствие духа, но хирурги не оставляли никакой надежды; он умер немного позже того, как я его покинул. Я сказал также последнее «прощай» храброму Монбрёну, который умер под той же крышей». Подробнее о характере раны Ромёфа пишет Ларрей. Он не смог посетить раненого в день битвы и отправился к нему только на следующий день. Ядро, как свидетельствовал главный хирург, поразило генерала в правое бедро и в область поясницы и, как ни странно, не оставило никакого следа снаружи его тела. Ларрей сделал разрез кожи в месте удара и открыл «пространство внутреннего поражения. Мышцы были разорваны и превращены в кашу, тазобедренная кость и поясничные кости поломаны. Представьте, каким было сотрясение, если внутренние органы низа живота были перемешаны. Генерал Ромёф умер той же ночью» [2013].