Сара Камерон - Голодная степь: Голод, насилие и создание Советского Казахстана

Хотя империи тоже стремились использовать категории идентичности для управления различными группами населения, пример кочевников-казахов, вероятно, лучше всего иллюстрирует исключительную важность, которую Москва придавала своему проекту национального строительства. Официальные лица Британской империи, к примеру, однозначно отвергали идею, что из кочевников-бедуинов можно создать национальность. По этому вопросу см.: Fletcher R.S.J. Running the Corridor: Nomadic Societies and Imperial Rule in the Inter-War Syrian Desert // Past and Present. 2013. No. 220. P. 185–215.

Есть незначительное количество работ, авторы которых не согласны ни с одной из этих двух интерпретаций. Так, Тимоти Снайдер утверждает, что Сталин использовал голод для решения двух срочных проблем, а именно «угрозы» войны с Польшей и дефицита хлеба ( Snyder T. Sketches from a Secret War: A Polish Artist’s Mission to Liberate Soviet Ukraine. New Haven, 2005. Chap. 5). Марк Б. Таугер, отвергая идею, что украинский голод был рукотворным, считает причиной голода реальную нехватку хлеба, вызванную плохим урожаем 1932 года ( Tauger M.B. The 1932 Harvest and the Famine of 1933 // Slavic Review. 1991. Vol. 50. No. 1. P. 70–89).

См.: Wheatcroft S.G., Davies R.W. The Years of Hunger; Мерль Ш. Голод 1932–1933 годов – геноцид украинцев для осуществления политики русификации // Отечественная история. 1995. № 1. С. 49–61.

Об украинском голоде написана обширная литература, в значительной части на украинском языке. Первопроходцем стал Роберт Конквест: Conquest R . The Harvest of Sorrow. См. также: Applebaum А. Red Famine: Stalin’s War on Ukraine. New York, 2017; Hryn H., ed. Hunger by Design: The Great Ukrainian Famine and Its Soviet Context. Cambridge, MA, 2008; Isajiw W.W., ed. Famine-Genocide in Ukraine, 1932–1933: Western Archives, Testimonies, and New Research. Toronto, 2003; Кульчицкий С.В. Почему он нас уничтожал? Сталин и украинский Голодомор. Киев, 2007; Sysyn F., Makuch A., eds. Contextualizing the Holodomor: The Impact of Thirty Years of Ukrainian Famine Studies. Toronto, 2015. Терри Мартин считает, что национальность не была первичным фактором и непосредственной причиной голода, но стала играть важную роль в ходе кризиса, приведя к национальному террору против Украины и Кубани в 1933 году ( Martin T. The Affirmative Action Empire. P. 273–307).

О связи между национальностью и территорией в советском контексте см.: Reeves M. Border Work: Spatial Lives of the State in Rural Central Asia. Ithaca, 2014. Chap. 2.

Терри Мартин утверждает: «Партийное руководство помещало свою политику национальностей не в большевистские/небольшевистские рамки, а скорее в рамки жесткой и мягкой политики. Жесткая политика включала в себя главные задачи большевиков, а мягкая создавалась, чтобы сделать эту политику приемлемой для широких кругов населения» ( Martin T. The Affirmative Action Empire. P. 21).

Отмечая, что в той или иной форме скот выращивают 90% казахов, республиканские чиновники указывали: вопрос развития скотоводства в республике является не только экономическим, но и национальным. См.: Материалы к отчету Казакского краевого комитета ВКП(б): на VII Всеказакской партконференции. Алма-Ата, 1930. С. 6.

В недавних трудах подчеркивается широкое участие масс в советском национальном строительстве, но не рассматривается конкретно вопрос насилия. См.: Edgar A.L. Tribal Nation: The Making of Soviet Turkmenistan. Princeton, 2004; Fowler М.С. Mikhail Bulgakov, Mykola Kulish, and Soviet Theater: How Internal Transnationalism Remade Center and Periphery // Kritika: Explorations in Russian and Soviet History. 2015. Vol. 16. No. 2. Р. 263–290; Khalid А. Making Uzbekistan: Nation, Empire and Revolution in the Early USSR. Ithaca, 2015; O’Keeffe В. New Soviet Gypsies. Отчасти исключением является Мартин, отметивший роль «народной этнической враждебности» в проведении границ ( Martin T. The Affirmative Action Empire. Chap. 8).

Здесь я вступаю в дискуссию с литературой, подразумевающей, что натиск Москвы на конкретные национальности осуществлялся чужаками – русскими или чиновниками, присланными из Москвы. Классический пример подобного подхода – книга Конквеста ( Conquest R . The Harvest of Sorrow). Литература о насилии против национальных групп в СССР часто мало что говорит о том, как подобный натиск происходил на местах. Об отсутствии внимания к вопросу о действиях на местном уровне в случае украинского голода см.: Himka J.-P. Encumbered Memory. P. 424–425.

Об усилиях ОГПУ по более широкому использованию единственной казахской конной дивизии в Красной армии см.: АПРК. Ф. 141. Оп. 17. Д. 465. Л. 136; Попов В. Походы далеких дней // Чекисты Казахстана: Сборник воспоминаний и очерков / Сост. Н.И. Милованов, А.Ф. Минаичев. Алма-Ата, 1971. С. 53, 61.

Пьянчола стал первым, кто разработал и объяснил этот сюжет. См.: Pianciola N. Famine in the Steppe. P. 148–152.

Об ухудшении условий торговли между пастухами и земледельцами в ходе эфиопского голода 1972–1974 годов см.: Sen А. Poverty and Famines: An Essay on Entitlement and Deprivation. Oxford, 1981. Chap. 7.

Противоположный взгляд см. в работе: Payne M.J. Seeing Like a Soviet State: Settlement of Nomadic Kazakhs, 1928–1934 // Writing the Stalin Era: Shelia Fitzpatrick and Soviet Historiography / Eds. G. Alexopoulous, J. Hessler, K. Tomoff. New York, 2011. Р. 59–86.

Данные по температуре и осадкам в Казахстане в этот период указывают на то, что климатические условия не играли какой-либо важной роли в казахском голоде, за вычетом лета 1931 года, когда количество осадков в Северо-Западном Казахстане (важном зерноводческом районе) было очень незначительным. Более подробно данный вопрос рассмотрен в главе 4.

В 1928 году партийный специалист по здравоохранению отметил, что затраты Казахстана на душу населения в сфере здравоохранения – одни из самых низких в Советском Союзе. Если в Казахстане разгорится эпидемия, предупреждал он, то она станет самой настоящей бурей. См.: Виленский М.М. Здравоохранение в Казакстане. Кзыл-Орда, 1928. С. 4.

О связи между болезнями и голодом см.: Sen А. Poverty and Famines. Р. 50.

О роли современных медицинских услуг в изменении природы смертей, связанных с голодом, см.: Ó Gráda С. Famine: A Short History. Princeton, 2008. Р. 108–128.

Пэйн и Пьянчола оба подчеркивают этот момент. Пэйн утверждает, что после того, как у кочевников-казахов изъяли весь скот, местные кадры стали воспринимать их как «лишних людей» ( Payne M.J. Seeing Like a Soviet State. Р. 70). Пьянчола утверждает, что беженцы-казахи занимали самый нижний уровень в иерархии полезной производительности с точки зрения государства ( Pianciola N. Famine in the Steppe. P. 190). Точка зрения, что сталинский режим выстроил «иерархию потребления», используя еду в качестве политического инструмента, позволявшего отдавать предпочтение одним группам и карать другие, изложена в кн.: Осокина Е.А. Иерархия потребления: о жизни людей в условиях сталинского снабжения 1928–1935 гг. М., 1993.

Тимоти Снайдер подчеркивает важность «кровавых земель» – региона между Россией и Германией, где власть удерживали Гитлер и Сталин ( Snyder Т. Bloodlands: Europe Between Hitler and Stalin. New York, 2010; рус. пер.: Снайдер Т . Кровавые земли. Европа между Гитлером и Сталиным. Киев, 2015).