Роберт Круз - За пророка и царя. Ислам и империя в России и Центральной Азии

Мусульманские клирики и миряне также продолжали воспринимать царскую власть как инструмент исламской ортодоксии. Местное начальство по-прежнему принимало на себя эту роль, хотя порой уже не так охотно и более скрытно. ОМДС получило инструкции направлять мусульман в уездную полицию не так часто и с бóльшим разбором. Тем не менее в 1861 г. оно попросило казанского губернатора запретить празднество ( жиен ) в селах губернии как неисламское действо, отмеченное аморальным поведением и легкомысленными тратами. Губернатор поддержал прошение и предписал местной полиции предотвращать такие празднования. Когда в 1884 г. один татарский крестьянин подал губернатору сходную жалобу на это «вредное для общества мусульманского гуляние», «которое не относится к „шариату“», губернатор Н. Андреевский снова приказал полиции запретить его как «вредное в нравственном отношении и разорительное в благосостоянии крестьян» и «не установленный шариатом праздник». Но когда имамы из Мамадышского уезда Казанской губернии в 1865 г. обратились в ОМДС, чтобы оно поддержало запрет мусульманским женщинам ездить на соседний русский базар с непокрытыми лицами, ОМДС ответило, что просители сами должны отговаривать женщин от нарушения шариата. В следующем году оно предписало местным жителям в случае «шариату противных поступков» искать «содействие местного начальства словесно и не письменно» [507] О прошениях против этого «неисламского» праздника см.: Обычай, который не относится к шариату // Исторический архив. 2005. № 1. С. 203–206; прошение имама против женщин с непокрытой головой см.: ЦГИАРБ. Ф. I-295. Оп. 3. Д. 6310. Л. 6 об. См. также: Naganawa N. Holidays in Kazan: The Public Sphere and the Politics of Religious Authority among Tatars in 1914 // Slavic Review. 2012. 71. No. 1. P. 25–48. .

Несмотря на некоторые попытки освободить бюрократию от мусульманских жалобщиков, мусульманские активисты настаивали, что государству принадлежит решающая роль в осуществлении Божьего плана, особенно когда интерпретаторы традиции приходили к выводам, по мнению единоверцев, выходившим за рамки ортодоксии. С точки зрения этих ревнителей ортодоксии, подобные движения оправдывали вмешательство государства как необходимое средство исправления тех, кто отступил с истинного пути шариата.

Главная роль государства эпохи реформ во внутриисламских спорах, возможно, лучше всего проявилась в истории группы, которая в начале 1860‐х гг. стала называть себя «Божьим полком староверческого мусульманского общества» [508] Усманова Д. Мусульманское «сектантство» в Российской империи: «Ваисовский Божий полк староверов-мусульман» 1862–1916 гг. Казань: Академия наук РТ, 2009; Молоствова Е. В. «Ваисов Божий полк» // Мир Ислама. 1912. 1. № 2. С. 143–152; Quelquejay Ch. Le «Vaïsisme» à Kazan: Contribution à l’étude des confréries musulmanes chez les tatars de la Volga // Die Welt des Islams. 1959. 6. Nos 1–2. S. 91–112; Сагидуллин М. К истории Ваисовского движения. Казань: Татполиграф, 1930; Катанов К. Ф. Новые данные о мусульманской секте Ваисовцев. Казань: Центральная типография, 1909; Kemper M. Sufis und Gelehrte In Tatarien und Baschkirien, 1789–1889: Der islamische Diskurs unter russischer Herrschaft. Berlin: Klaus Schwarz Verlag, 1998. S. 393–429. . Дердеменд Дервиш Багаутдин Ваисов объявил себя «поверенным ислама»: стараюсь силою святой науки гирфании [ араб . истинное познание] образовать по Божьему народ, чрез Божие издание духовных, военных и гражданских законов и как можно между народом прекратить негодяя, соблазнителя, прелюбодея, бунтовщика и пьяницу и научаю поступать как справедливо признание Бога и Царя.

Ваисов, уроженец села Мальвино Свияжского уезда Казанской губернии и член суфийского братства Накшбандийя, возводил этот род к святому по имени Ваис, который жил во времена Мухаммеда и передал учение Пророка в чистейшем виде. Представители рода переехали в Поволжье в IX в., когда один из «воинов» принес «истинную веру» в Булгарское царство.

Ваисов собрал последователей в Казани и отстранился от городских мечетей, где муллы и ученые оспаривали его притязания. Противники издевались над ним, высмеивали и бросали в него на улицах камни. Ваисов как хранитель древней истины, основанной на более точной передаче учений Пророка, проповедовал против мусульманских клириков этого края. Он объявлял их «ваххабитами» и «еретиками», отступниками от Корана, пренебрегающими чистотой веры в угоду влиятельным людям. Ваисов носил титул «главы» ( сардара ) «Божьего полка староверческого мусульманского общества» и наставлял своих учеников, что полк подчиняется только шариату и отвергает местные власти и имперские законы, в том числе о налогообложении и воинской обязанности. В особенности он презирал ОМДС, называя его должностных лиц «идолопоклонниками», «раскольниками», «свиньями» и «Антихристическими собаками» [509] См.: РГИА. Ф. 821. Оп. 133. Д. 508, Л. 14, 15 об.; см. его «отзыв» в Казанский Окружной суд 13 апреля 1883 г.: Усманова Д. Мусульманское «сектантство». С. 195–205, цит. на с. 198. . Однако Ваисов решил, что его движение должно иметь статус имперского учреждения, подотчетного только Богу и императору. В 1862 г. он основал в Казани «государственный молитвенный дом», как утверждал, с разрешения Александра II.

Ваисов начал конфликтовать с официальной иерархией в начале 1860‐х гг., когда запросил у правительства государственной поддержки (и финансирования) суфийской общины ( текке ) в Саратове при мавзолее слепого мистика Джагфара Салихова, посвятившего его в суфийскую традицию, а иерархия не поддержала это прошение. По рекомендации официальных мусульманских клириков и Александра Казем-Бека правительство отклонило его запрос. В 1872 г. оренбургский муфтий также отказал Ваисову, который хотел работать на ОМДС в качестве правоведа. Муфтий Салимгарей Тевкелев бранил его «полную невежественность» в шариате, предупреждал правительство о его опасности «как для общества, так и лиц начальственных» и просил губернские власти запретить Ваисову выезд из его места жительства, чтобы тот не контактировал с другими мусульманами края. После неоднократных конфликтов Ваисова с ОМДС судьи безрезультатно апеллировали к МВД, прося поместить его в исправительное заведение на четыре месяца за нарушение шариата и царского закона о запрете «распространения ложных слухов» (статья 933 Уложения о наказаниях) – эта мера часто применялась против тех, чье поведение ОМДС считало неортодоксальным [510] Казем-Бек рекомендовал Министерству внутренних дел отклонить запрос «авантюриста»; см.: РГИА. Ф. 821. Оп. 8. Д. 1170. Л. 10 – 12 об., 25 об.; Ф. 821. Оп. 8. Д. 842. Л. 2 об. – 3, 57 – 57 об., 58–59; Ф. 821. Оп. 8. Д. 1170. Л. 25 об. .

Это движение было характерным порождением российской имперской среды. Ваисов и его «полк» обвиняли ОМДС в упадке веры и морали, отвергали многие имперские институты и законы, но клялись в верности императору. Группа Ваисова не только усвоила полемический язык, общий для официальной церкви и ее раскольников – старообрядцев, но и организовала в Казани «Всего Мира Государственный молитвенный дом и автономная духовная управления» по образцу ОМДС и вела приходскую метрическую книгу для своих членов. При этом доме также имелись школа и казна. Он позже служил для «полка» как «Канцелярия духовного отца ВАЙСОВА, сотрудника всего мира, староверческого мусульманского общества» – там печатались бланки собственного образца и оттуда рассылались публичные объявления и декларации для государственных властей [511] РГИА. Ф. 821. Оп. 133. Д. 508. Л. 13 – 13 об. В 1870‐х гг. он продолжал слать в Санкт-Петербург доносы на ОМДС. См.: РГИА. Ф. 821. Оп. 8. Д. 1170. Л. 31–32. .