Юлий Гессен - Жизнь евреев в России [litres]

Привилегия, которою пользовалась Курляндия в отношении евреев, не была конечной целью, к которой могли бы стремиться их недруги-конкуренты; как ни заманчиво было право исключать из числа своих жителей евреев, временно переселившихся в другой край, или еврейку, вышедшую замуж за чужака, Курляндия, думается, отказалась бы от этой льготы, чтобы воспользоваться той, которая была предоставлена Царству Польскому; этот край извлекал ощутительную пользу от каждого еврея из России, который по торговым или иным делам на время приезжал сюда. Для евреев из России Царство Польское представлялось иностранным государством; наравне с иностранными евреями русские евреи уплачивали здесь специальный сбор, так называемый гелейт-цолль, установленный еще прежней прусской властью.

В 1819 году «депутат еврейского народа» Зунд ель Зонненберг выступил с ходатайством о том, чтобы евреи из России не подлежали таможенному сбору, так как они не могут почитаться в Царстве Польском иностранцами, но наместник Зайончек высказался против удовлетворения ходатайства. А министр статс-секретарь Царства Польского Соболевский выставил следующие мотивы в пользу сохранения сбора: гелейт-цолль составляет определенный доход казны Царства Польского; в случае же отмены сбора в отношении русских евреев австрийские и прусские евреи стали бы приезжать в край под видом русских, избегая таким образом уплаты сбора, а это было бы убыточно.

В 1826 году подобная же просьба была возбуждена ковенскими евреями; по поводу нее возникла переписка между членами Еврейского комитета, и один из них, считая правильной отмену сбора в отношении русских евреев, указал на то, что евреи Царства Польского, приезжая в Россию, не облагаются специальными сборами, а потому, по взаимности, русские евреи также должны быть свободны от сбора в Царстве Польском. Эта мысль едва не оказалась роковою. Цесаревич Константин Павлович не только признал необходимым сохранить этот сбор (уменьшив его лишь соразмерно полу, возрасту и промыслу каждого еврея в отдельности), но даже предложил, «в видах взаимности», распространить гелейт-цолль также на евреев Царства Польского, приезжающих в Россию. Этот проект был в принципе одобрен императором Николаем I, поручившим министру Канкрину составить соответствующие правила. Но Канкрин предложил уменьшить гелейт-цолль наполовину ( 9½ польского злотого), отнюдь не распространяя этого сбора на евреев Царства Польского, приезжающих в Россию, что и было принято, и в таком виде налог существовал до 1850 года [80] Гелейт-цолль // Еврейская Старина, 1910, вып. 1. .

Было бы ошибочным думать, будто доступ евреям из России в Царство Польское был потому затруднен сбором, что жизнь евреев протекала здесь в лучших условиях. Напротив, такие стеснения, какие чинились евреям в Царстве Польском, не были известны в черте оседлости. Ограничения, существовавшие в Киеве, Вильне и некоторых других городах, являлись исключением из общего правила, в силу которого евреи пользовались в городах полной свободой в жительстве. Здесь же, в Царстве Польском, ограничение евреев в праве жительства и передвижения в городах было возведено в целую систему.

Не уходя в более отдаленное прошлое, нельзя, однако, не остановиться на истории этих ограничений с того момента, когда власть в герцогстве Варшавском, официально представленная в лице бессильного саксонского короля, фактически принадлежала польскому обществу.

Ранее всего ограничения были введены в Варшаве, которая и стала прототипом для других городов.

Еще прусское правительство потребовало удаления евреев из главных улиц Варшавы, и это правило магистрат стал приводить в исполнение в конце 1808 года, несмотря на то, что распоряжения прусской власти уже не могли в то время иметь значение, а евреи еще недавно, в тяжелые дни, пережитые новым государством, приняли участие в займе городу. В следующем же году последовал специальный королевский указ о месте жительства евреев в Варшаве. Приняв в соображение, будто слишком большое скопление евреев влечет за собою разные опасные последствия, как то пожары и потерю здоровья, и что переполнение евреями главных улиц домов мешает удобству публики, указ закрыл для евреев ряд лучших улиц.

Впрочем, дабы внушить еврейскому народу мысль, будто правительство не стремится исключить его из среды других жителей в том случае, если он постарается быть того достойным, указ сделал изъятие: на запретных улицах могли проживать по два семейства, которые удовлетворяли бы ряду условий; так, например, следовало обладать капиталом в 60 тысяч польских злотых, уметь читать и писать по-польски или по-французски, или по крайней мере по-немецки, посылать своих детей в общие школы, не иметь внешних отличий от прочего населения и так далее.

Распоряжение о выселении евреев из запретных улиц вызвало в варшавском христианском обществе раскол.

Правда, эта междоусобная борьба – не во имя справедливости к евреям, а из личных интересов – была по необходимости прервана, когда 21 апреля того же года Варшава была занята австрийцами; пред лицом этого врага варшавское правительство оказалось не столь сильным, как пред группой обывателей-евреев. Но когда, помощью Наполеона, Варшава вновь перешла к полякам, выселение евреев из запретных улиц стало как бы важнейшей государственной задачей. В защиту евреев выступили христиане, заинтересованные в том, чтобы евреи по-прежнему занимали помещения в их домах, но муниципалитет воспротивился подобным домогательствам, подчеркивая, что эти христиане преследуют лишь личные цели. Видные местные евреи представили королю ходатайство хотя бы об отсрочке выселения: «В отношении общественных обязанностей, – говорили они, – нас признают гражданами и в то же время считают недостойными пользоваться благами законов». Однако ограничительные правила были сохранены в силе и даже усугублены: на запретных улицах было возбранено не только жить, но и содержать лавки; угловые дома, выходящие одной стороной на запретную, а другой – на доступную улицу, были объявлены закрытыми для евреев. Это вызвало новый протест со стороны домохозяев, которые, в ожидании нанимателей-евреев, приспособили свои здания к условиям, специально установленным для евреев; в виду этого дома были разделены на две части: дозволенную и недозволенную для сдачи в наем евреям.

Все эти ограничения были не только подтверждены, но даже расширены русской властью. Мотивируя тем, что некоторые населенные евреями улицы не соответствуют, по своему внешнему виду, близ расположенному Саксонскому саду, служащему лучшим местом для гуляний, наместник предложил императору Александру I причислить их, а также другие центральные улицы, к запретным частям города, что и было санкционировано.