Роджер Мурхаус - Дьявольский союз. Пакт Гитлера – Сталина, 1939–1941

Поэтому первая задача Советского правительства состояла в том, чтобы создать «восточный» фронт против гитлеровской агрессии, построить линию обороны у западных границ белорусских и украинских земель и организовать таким образом барьер против беспрепятственного продвижения немецких войск на Восток.

Для осуществления этой задачи, объясняли авторы памфлета, Советскому Союзу требовалось ввести войска в земли Восточной Польши и подписать «пакты о взаимопомощи» с Прибалтийскими государствами. «Таким образом был создан фундамент «восточного» фронта» 1013. Очевидно, Москва хотела, чтобы весь мир услышал: подписывая пакт о ненападении с Гитлером, Сталин руководствовался исключительно оборонительными мотивами.

Так Москва обозначила свою официальную позицию в отношении нацистско-советского пакта, но все равно эта тема оставалась запретной: ее не смел касаться ни один советский историк. Однако к 1960-м годам положение начало меняться. Москва, которой не давали покоя все новые «фальсификации», появлявшиеся на Западе, затеяла пропагандистскую кампанию с целью лишить своих идейных врагов права на воспоминания о Второй мировой войне. Один видный комментатор назвал эту кампанию «одной из самых дерзких попыток советской пропагандистской машины затоптать правду» 1014. Примечательно, что эти попытки привели даже к обсуждению самого нацистско-советского пакта, хотя до тех пор эта тема долгое время оставалась строжайшим табу. Поэтому в новых советских учебниках истории, опубликованных в 1960-х годах, несколько страниц уделялось разбору пакта о ненападении, пускай с неизбежными умолчаниями, обиняками и оправданиями. Например, там утверждалось, будто Сталин принял предложение Гитлера лишь потому, что увидел в нем крайнее средство – потому что иначе война с Германией была бы неизбежна – и что заключение пакта обернулось для СССР многочисленными преимуществами 1015.

Эту версию подхватил и попугайски повторял даже Хрущев, в 1956 году громогласно разоблачивший Сталина перед всем миром. Через много лет после окончания войны, работая над мемуарами, он все равно упорно цеплялся за старую официальную линию: «Мы не обманывали себя. Мы знали, что в конце концов нас втянут в войну, хотя, я догадываюсь, Сталин надеялся, что вначале англичане и французы измотают Гитлера». Пакт, по его словам, был «выгоден Советскому Союзу. Это похоже на гамбит в шахматах: если бы мы не сделали тот ход, война началась бы раньше и нам было бы намного хуже. А так мы получили отсрочку» 1016.

Молотов, на всю жизнь оставшийся преданным коммунистом, держался той же линии. Спустя годы он решительно отвергал предположение о том, что Сталин мог всерьез поверить Гитлеру. «Наивный такой Сталин? Нет. Сталин очень хорошо и правильно понимал это дело. Сталин поверил Гитлеру? Он своим-то далеко не всем доверял!.. Гитлер обманул Сталина? Но в результате этого обмана он вынужден был отравиться, а Сталин стал во главе половины земного шара!» Далее он объяснял, зачем же заключался пакт: «Нам нужно было оттянуть нападение Германии, поэтому мы старались иметь с ними дела хозяйственные: экспорт-импорт… Было желание оттянуть войну хотя бы на полгода еще и еще» 1017.

Итак, Советский Союз выработал свою послевоенную трактовку нацистско-советского пакта: это было вынужденное соглашение, на которое Сталин пошел в силу сложных обстоятельств. Советский лидер не стал обольщаться лживыми посулами Гитлера, но, что важно, сумел отсрочить неизбежное нападение нацистов и тем самым спас СССР от еще горшей судьбы. Конечно, эту почти безоблачную картину не позволялось портить упоминанием о судьбе миллионов репрессированных, убитых и депортированных советской властью жителей бывшей Восточной Польши, Прибалтики и Бессарабии. Эти территории Красная армия отвоевала в 1944–1945 годах, и они снова были крепко прижаты к груди советского государства, несмотря на активность отдельных «националистов» и «террористов», которые недолгое время возмущали спокойствие в Pax Sovietica в первое послевоенное десятилетие. Историки и журналисты, писавшие об этих регионах, не могли свободно выражать свои мнения. Пакт оставался запретной темой – его упорно обходили молчанием, отодвигали на задний план, и даже при самом косвенном упоминании о нем не разрешалось ни на йоту отклоняться от официальной линии, установленной Москвой.

А вот на секретном протоколе к пакту лежало абсолютное табу. Хотя оригинал этого документа, предположительно, был уничтожен в Берлине во время войны, с него была снята микрофотокопия, и вот она-то уже после войны попала в американские руки. После этого о протоколе вскользь упоминали на Нюрнбергском процессе, а впервые опубликовали его в 1948 году. Однако, учитывая исчезновение оригинала – не говоря уж о компрометирующем содержании протокола, – Советский Союз официально отрицал его существование, а копию, которая получила хождение на Западе, он решительно называл подделкой, клеветой на СССР и очередной «фальсификацией истории».

Когда Вячеслава Молотова спросили в 1983 году о «секретном соглашении», подписанном с немцами в 1939 году, он категорически заявил, что никакого секретного соглашения не было. Когда журналист все-таки уточнил: «Не было?» – Молотов повторил: «Не было. Нет, абсурдно». Журналист продолжал настаивать: «Сейчас уже, наверно, можно об этом говорить». На что Молотов сказал:

Конечно, тут нет никаких секретов. По-моему, нарочно распускают слухи, чтобы как-нибудь, так сказать, подмочить. Нет, нет, по-моему, тут все-таки очень чисто и ничего похожего на такое соглашение не могло быть. Я-то стоял к этому очень близко, фактически занимался этим делом, могу твердо сказать, что это, безусловно, выдумка 1018.

Молотов действительно «стоял к этому очень близко» – ведь именно он подписывал протокол. И все же, сходя в могилу в 1986 году, он продолжал уверять, что никакого протокола не было.

Однако не все в СССР желали столь же верно придерживаться сталинской линии в этом вопросе. Через три года после смерти Молотова, летом 1989 года, по всем трем Прибалтийсикм республикам прокатилась волна протестов, продемонстрировавшая, что существует потребность в восстановлении исторической правды. Приняв за чистую монету призывы Горбачева к гласности и перестройке, многие жители Прибалтики к тому времени уже открыто выступали против советского режима. При поддержке эмигрантов и других единомышленников, которые уже назвали 23 августа «Днем черной ленты» и провели ряд митингов в Нью-Йорке, Лондоне и других городах в знак протеста против нарушения прав человека в СССР, прибалтийские активисты уже начали сбор подписей и обратились с официальными петициями в международные организации, требуя признать, что с ними поступили несправедливо. Но на 23 августа 1989 года – 50-ю годовщину подписания пакта – они запланировали протестную акцию беспрецедентного масштаба.