Лидия Брагина - История Италии. Том I

И в других городах были лангобардские поселения. Однако уже тот факт, что Павел Диакон подчеркивает размещение лангобардов отдельно от местного населения, указывает на то, что в конце VII в. и в начале VIII в. эти поселения еще не привели к смешению лангобардов с потомками римлян. Данные топонимики, как уже отмечалось, свидетельствуют о большой живучести названий, в составе которых имеется слово fara (с различными модификациями), в Северной и Средней Италии в VIII–XII вв. (в Тревизо, Виченце, Брешии, Фриуле, Бергамо, Фарфе и др.), а эти названия явно восходят к поселениям лангобардских кровнородственных групп ( fara ) [62] Сопоставление важнейших названий на " fara " см. L. М. Hartmann. Gеschichte Italiens im Mittelalter, Bd II. 1. Halfte. Leipzig, 1900, S. 52–53. . Обилие германских правовых терминов в лангобардских эдиктах вплоть до середины VIII в. указывает на сохранность лангобардского языка, наряду с латинским. Но сведения по данному вопросу отличаются неясностью; так, хотя Брукнер [63] W. Bruckner. Die Sprache der Langobarden. Strassburg, 1895. на основании лингвистических исследований пришел к выводу, что лангобардский язык сохранялся в Италии примерно до 1000 г., тем не менее романский характер тосканского наречия и вообще всех диалектов Италии, из которых впоследствии возник итальянский язык, говорит как будто против этого.

С другой стороны, и у Павла Диакона имеются данные о том, что некоторые варварские племена, входившие в Лангобардский союз, еще в конце VIII в. сохранили родной язык в качестве разговорного, хотя в то же время говорили и по-латыни. Так, сообщая о переходе на сторону короля Гримоальда (662–671) герцога болгар Альцеко вместе с его племенем, он подчеркивает, что на предоставленных болгарам территориях они жили до конца VIII в. и продолжали говорить на своем языке, усвоив в то же время и латинский язык [64] Paulus Diaconus. Op. cit., V, 29: Qui usque hodie (т. е. до конца VIII в., когда была написана "История лангобардов" Павла Диакона. — А. Н .) in his ut diximus locis habiantes, quamquam latine loquantur, linguae tamen propriae usum minime admiserunt. .

Из этого рассказа Павла Диакона можно лишь по аналогии заключить о возможности усвоения и лангобардами латинского языка при сохранении своего родного. Но, конечно, окончательная победа романских элементов в диалектах Италии объясняется не одними только условиями поселения лангобардов, но и дальнейшими судьбами Лангобардского королевства.

Романский характер итальянских диалектов может служить лучшим доказательством не только сохранности, но и преобладания римского населения и его преемников в Лангобардском королевстве.

Территориальное размещение лангобардов по Италии обнаруживает значительное сходство с расселением остготов, с той разницей, что остготскому государству политически подчинялась вся Италия, между тем как лангобарды вели в течение почти двух столетий безуспешную борьбу за полное овладение ею.

После вторжения в Италию при Альбоине лангобарды, как и остготы, захватили прежде всего северную часть страны, т. е. долину реки По и ее притоков — Ломбардию (которая от них и получила впоследствии свое название) и некоторые области к северо-востоку от нее (Фриуль с Аквилеей и Тренто), а также к северо-западу. При Клефе началось их продвижение вдоль Апеннин в Тусцию; во время господства герцогов (574–584) они продвинулись еще дальше к югу и заняли Сиолето и Беневенто, которые составили самостоятельные герцогства. В правление нового короля Аутари (584–590) лангобарды, несмотря на постоянные вторжения франков, поддерживаемых Византией, прочно укрепились в этих областях (особенно в Северной Италии).

Ко времени смерти Аутари (590) Лангобардское королевство, несмотря на формальную зависимость от Франкского, обладало Ломбардией, Тусцией и, кроме того, герцогствами Сполето и Беневенто. Но ему не принадлежала Южная Италия (Салерно, Неаполь, Апулия, Калабрия, Сицилия), а главное — его владения в Средней Италии были перерезаны — от северо-западного берега Адриатики до восточных берегов Тирренского моря — довольно широкой полосой, находившейся в зависимости от Византии; она состояла из Романьи и Пентаполиса (т. е. Равеннского экзархата) на востоке и из Римского дуката на западе. Хотя в самом конце VI и в начале VII в. при короле Агилульфе (591–616) лангобарды делали опустошительные набеги на Южную Италию (от Беневенто и Неаполя до Калабрии), тем не менее длительное политическое господство лангобардов удержалось лишь в описанных выше границах. Дальнейшая завоевательная политика лангобардских королей VII–VIII вв., от Агилульфа до Ротари и Гримоальда и далее от Лиутпранда до Айстульфа, и была направлена главным образом на овладение Равеннским экзархатом и Римским дукатом с целью создания сплошной непрерывной территории лангобардского господства в Италии.

Попытка создания Лангобардского государства, которое обладало бы всей Италией, так и не увенчалась успехом. Она наталкивалась на ряд политических препятствий, которые оказались непреодолимыми (не говоря уже о росте феодализации внутри Лангобардского королевства, которая дала свои результаты лишь в VIII в.). Эти препятствия сказались уже в самом конце VI — начале VII в. и продолжали мешать объединительным попыткам королевской власти вплоть до падения лангобардского господства. Они заключались прежде всего в политике Византийской империи, не желавшей признавать лангобардского владычества в Италии, затем в стремлении папства занять самостоятельную позицию по отношению к лангобардам и с этой целью завязать связи с Византией и, наконец, в крайне агрессивной, а иногда колеблющейся позиции герцогов. Последние, с одной стороны, вели совершенно независимую завоевательную политику, а с другой, то выступали против королевской власти в союзе с ее врагами, то временно солидаризировались с нею. К этому присоединялась вражда католиков и ариан, а также захватническая тенденция отдельных герцогов (особенно южных — Сполето и Беневенто), осаждавших и подчас разрушавших города и производивших сильный натиск на римские земельные владения. В этой сложной, запутанной обстановке постоянных усобиц разных лангобардских властителей друг с другом и жестокой эксплуатации некоторых городов Средней Италии (например, Тусции) Равеннским экзархатом посредством византийской податной системы папа Григорий I попытался сыграть роль посредника между арианами-лангобардами и Византией. Не желая превратиться в лангобардского епископа, Григорий I опирался на свои церковные, а также бывшие государственные владения в Сицилии, которые продолжали эксплуатироваться по образцу римских патримониев трудом колонов и рабов под управлением кондукторов. Григорий I считал себя призванным управлять не только этими сицилийскими (а также некоторыми африканскими) патримониями, но и целым рядом земель в Южной и отчасти Средней Италии — в Бруттии, Калабрии, Салерно, Кампании, где римские воины, спасаясь от набегов лангобардов, селились вокруг стен некоторых бургов (например, Амальфи).