Вера Ковалевская - Кавказ и аланы

Следовательно, усадьба — это крытый двор, через который можно попасть в основное помещение — комнату для огня с кладовой, находящейся в задней его части, за очагом. Из него можно было выйти в открытый двор-загон и попасть в отдельно расположенный дом, восточная стена которого является непосредственным продолжением (по направлению) стены, отделяющей крытый двор от теплого помещения № 5.

Сравнение раскопанных за несколько последних полевых сезонов жилых усадеб раннекобанской культуры в Эшкаконском ущелье Карачаево-Черкесии с обобщенным материалом по жилым и хозяйственным постройкам северокавказских горцев самого недавнего прошлого неожиданно дало такое обилие легко сопоставимого материала, что заставило совсем по-новому взглянуть на удельный вес наследия древних кавказских горцев — носителей кобанской культуры в культуре этого тюркоязычного горского населения наглядно показало непрерывную культурную преемственность, существующую между народами, обитавшими здесь на протяжении около трех тысяч лет.

В предшествующих разделах мы рассмотрели археологические материалы, по которым можно представить жизнь населения северокавказских гор и предгорий в эпоху поздней бронзы и раннего железного века, то есть в начале I тысячелетия до н. э. Оказалось возможным реконструировать вид древнего поселка и могильника, погребальный обряд, характер вооружения воина и многое другое. Но как эти древние кавказцы называли себя или как называли их соседи, в каких событиях они участвовали, какие отношения связывали их как со степняками, так и с народами, жившими в Закавказье, — этого мы не знаем.

Для нас важно было бы найти письменные источники, которые расширили бы наши представления на эту тему. Правда, следует помнить, что, какими бы проблемами ни занимался исследователь, хочет он того или нет, но над ним довлеет состояние науки на сегодняшний день: весь запас знаний, фактов, гипотез и научных истин и тот путь интерпретации, которым ученый идет от фактов к их осмыслению, то есть то, что мы называем логикой научного исследования. Ведь мы ищем не арифметическую сумму всех доступных нашему рассмотрению фактов, а систему взаимосвязанных осмысленных явлений, дающую определенную и закономерную картину событий. Именно эта зависимость от традиционного знания может порою сослужить и недобрую службу, так как не позволит под новым углом зрения взглянуть на давно уже известные и многократно исследованные события, К пересмотру традиционной точки зрения следует подходить двумя путями: шаг за шагом проверяя каждое из вызывающих сомнение утверждений или вводя новый источник.

Вернемся к истории тех народов, о памятниках которых шла речь в предыдущих главах. Они были современниками, свидетелями, а возможно, и участниками грандиозного по тем временам исторического события — военных походов скифов через Кавказ в Переднюю Азию. Наиболее подробно эти походы описал греческий историк V в. до н. э. Геродот. Но, рассказав о взаимоотношениях скифов с могущественной Ассирией и только набиравшей в те годы силу Мидией, Геродот ни словом не обмолвился о взаимоотношениях скифов с обитателями Кавказских гор. Он лишь упомянул, что через Кавказ проходил маршрут скифского войска. Между тем археологические материалы свидетельствуют о том, что скифы не просто прошли через Кавказ: часть из них осела здесь, их культура оказала значительное влияние на культуру аборигенов [Погребова, 1982]. Для исторического осмысления этих археологических данных было бы весьма заманчиво сопоставить их с письменными данными. И такой источник нашелся.

Речь идет об историческом сочинении Леонти Мровели, грузинского автора второй половины XI в., владетеля или епископа Руиси; этим сочинением открывается грузинский летописный свод «Картлис Цховреба» [Ковалевская, 1975]. Какую же информацию о взаимоотношениях кавказцев и скифов мы можем почерпнуть из этого сочинения, где рассматривается история Грузии от библейских времен до X в. н. э.? Еще в XIX в. видным востоковедом И. Клапротом было выдвинуто предположение, что раздел, носящий название «Нашествие хазар», описывает фактически события значительно более ранние — скифские походы. Это предположение опиралось на широко известный факт, что для средневековых хронистов разных стран степные народы различных эпох, грозившие их родине, сливались в некий единый обобщенный образ варвара-кочевника. Независимо от того, о каком периоде истории шла речь, их могли называть то гуннами, то хазарами, то татарами, то скифами. Вспомним, что и современник Мровели, автор «Повести временных лет», писал: «От скуфь рекше от козаръ».

Вывод о том, что «Нашествие хазар» Л. Мровели в действительности повествует о скифах, с тех пор не вызывает у исследователей сомнений. Вообще же в отношении к тем разделам труда Мровели, которые посвящены древности, с самого начала его изучения наблюдались два подхода: признание достоверности большинства содержащихся в нем сведений или же гиперкритическая их оценка, когда созданная Мровели концепция ранней истории Картли воспринималась как субъективное и произвольное построение, где «едва ли можно встретить хоть один факт, имеющий действительно историческое значение» [Патканов, 1883]. Литература о Л. Мровели очень велика; на протяжении нескольких последних десятилетий новые эпиграфические и археологические материалы подтвердили точность ряда сообщаемых им сведений [Меликишвили, 1959; Андроникашвили, 1966].

Обратившись к анализу сведений Л. Мровели о скифских походах, можно на двух страницах древнего текста, как в капле воды, увидеть сжатое изложение тех исторических событий, которые по крупицам можно воссоздать, лишь суммируя все другие доступные источники. События удивительно четко ложатся в определенной последовательности: те, что ранее воспринимались как легендарные, обретают материальность, а имена, казалось бы, мифических персонажей могут быть достаточно убедительно отождествлены с именами реальных, известных нам по другим источникам мидийских правителей.

В качестве исходной посылки при анализе сведений Л. Мровели было принято доверие к источнику, и в процессе исследования мы постарались, суммируя все имеющиеся источники, показать, что сведения, которыми располагал Л. Мровели о событиях VII–V вв, до н. э., позволили ему нарисовать целостную и непротиворечивую картину взаимоотношений кавказских племен со скифами, савроматами, северокавказскими горцами, Мидией и Ахеменидским Ираном. Подтверждением этой гипотезы являются не отдельные отождествления имен или поиски «созвучий», а системность данных, показывающая, что сохраненная Мровели последовательность событий и отсутствие хронологических неувязок являются доказательством правильности предложенных отождествлений [Ковалевская, 1975].