Пьер Шевалье - Генрих III. Шекспировский король

Л'Эстуаль осуждал короля за долготерпение. Однако оно происходило не от отсутствия воли, а от сознания королем своей слабости. Он был безоружен и предпочитал уступать, чем открыто драться с врагами, не имея для этого никаких средств. Нет ничего удивительного, что он вернулся к своему обычному времяпрепровождению, как обычно приняв участие в карнавале 1588 года, а затем, с наступлением поста, обратившись к благочестию в монастыре капуцинов. Прежде чем разразилась гроза, уже собиравшаяся на политическом небосклоне, финальной печатью жизни двора Генриха III стали грандиозные похороны Анна и Клода де Жуаез с 4 по 9 марта 1588 года. Хороня человека, к которому он испытывал глубокую и искреннюю привязанность, не думал ли Генрих III, что присутствует на похоронах монархии, которая воплощалась в его лице и для которой — надолго ли — он был последним защитником?

Прибывшие 4 марта в Бург-ля-Рен, останки братьев Жуаез были перевезены в Сен-Жак-дю-О-Па. Король, как передает венецианец Мосениго 11 марта, пошел проститься с останками умерших. «Он с такой нежностью смотрел на герцога, оплакивая несчастливую судьбу принца, так любовался им, что ушел только после нескольких настойчивых просьб придворных из своего окружения». Больше, чем печаль короля, привлекла внимание похоронная трапеза в воскресенье, 6 марта, во время которой соблюдался тот же этикет, что и при жизни умершего. Наконец, 8 марта от Сен-Жака кортеж направился к монастырю Великих Августинцев. Король был среди братьев Кающихся Грешников, в такой же одежде, так что никто его не узнавал. Поскольку время было после полудня, в королевской часовне отслужили вечерню по умершим. На следующий день в 9 часов утра епископ де Mo отслужил большую мессу «Реквием». Церемония закончилась надгробным словом Гийома Роза, епископа де Сенли. Последний похоронный пир прошел в отеле Сен-Дени, недалеко от монастыря Августинцев. 12 марта тела умерших были ночью перенесены из монастыря Августинцев к Капуцинам в предместье Сен-Оноре, где они оставались до 1596 года, когда их перенесли в замок Монтрезор в Турени, принадлежащий Марии де Батарнэ, матери Анна де Жуаеза.

По свидетельству Мосениго, все было сделано с большим размахом. Привязанность короля к умершему перевесила все прочие соображения. Об этом свидетельствует девиз, выгравированный на памятной медали, отчеканенной в честь Жуаеза. Отныне он становился звездой на небе ( Victima pro salvo domino, fit in aethere sidus [3] Жертва ради спасения властелина рождает звезду на небе (лат.). ). Оставшись один рядом с Генрихом III, герцог д'Эпернон должен был подтвердить, что избранный им девиз — Adversis clarius ardet [4] Корящийся пылает ярко (лат.). не просто риторический образ, но передает силу характера и энергию человека, который для «короля не пожалеет всего себя».

Генрих III прекрасно знал, что уход наемников ничего не решил. Беседуя в начале января с нунцием Морозини «не как с нунцием, а как с другом», он заверил его, что предпочел не сражаться с наемниками, чтобы избежать потерь среди дворянства. Кроме того, он оказался в столь трудном положении, что у него не набралось бы и 300 всадников; не было и средств, чтобы им заплатить. Свидетельствуя о решимости короля продолжать войну с королем Наваррским, Морозини не скрывал от Рима, что «более, чем необходимо подбодрить его и, возможно, оказать некоторую помощь». Генрих III уполномочил Пизани сообщить папе о своих намерениях, так как надеялся получить от него финансовую помощь, несмотря на то, что Рим он этому был удивлен никак не отреагировал на уход наемников. Генрих Наваррский, со своей стороны, ожидал возобновления войны и приказывал своему представителю в Испании Сегуру: «Переворошите и камни, но добейтесь помощи».

Если Генрих III продолжал выжидать, король Наваррский знал, что ему еще предстоят сражения, то Испания и герцог де Гиз, наоборот, спешили действовать. 9 января 1588 года Мендоса дал точное описание ситуации в депеше Филиппу II: «Что касается короля, то ни предостережения верующих, ни католиков, ни самого нунция не произвели на него никакого впечатления. Он полностью поддался влиянию д'Эпернона и «политиков», которые его убеждают в том, что любые предложения противоположной стороны под прикрытием религии способствуют разделению его королевства и уничтожению его сил в пользу Вашего Величества. Вот почему я счел более уместным работать над поддержкой католических городов, объединенных между собой и находящихся в хороших отношениях с Муциусом (Гизом), чем терять время и силы у короля, который всегда говорит хорошие слова, а затем следуют дела, которые мы видим». Гиз, в свою очередь, в письме Мендосе в феврале 1588 года в деталях описывал свою кампанию против резервной армии и объявлял о своих новых намерениях: «Я решил атаковать Жамец и сделать еретический город Седан владением Франции. Это решение даст нам предлог для того, чтобы оставаться вооруженными. Что касается отправки солдат д'Эпернона в Пикардию, куда обычно после войны их отправляют в качестве гарнизона, то я отправил депеши в пикардийские города, чтобы они их не принимали».

Депеши Морозини того периода еще более красноречивы. Генрих III прекрасно понимал, что в тот момент де Гиз был хозяином положения. 18 декабря 1587 года нунций сообщил в Рим, что король попросил свою мать написать мадам де Немур, матери Балафрэ, чтобы она посодействовала установлению мира между ее сыном и д'Эперноном. Он сообщил также, что во время последней беседы короля с Гизом «Его Величество старался, делая ему многочисленные подарки, убедить его отделиться от остальных членов Лиги, но герцог ответил, что у Лиги нет другой цели, кроме служения королю и сохранения во Франции католицизма, и что он никак не может оставить ее».

Позиция каждого из противников была строго определена и неизменна. При таком положении дел неизбежно было новое столкновение. Герцоги де Гиз и Лотарингский, собравшись в Нанси с другими руководителями Святого Союза, после долгих совещаний с конца января до середины февраля решили подать ходатайство королю. Это означало возвращение в новой форме к манифесту Перонны и придавало их выступлению форму ультиматума. Король должен был объединиться с Лигой, вывести из своих советов и снять с постов враждебно настроенных к ней людей, опубликовать тексты Совета Тридцати и ввести во Франции Святую Инквизицию. Орш требовали новых крепостей и оплаты королем армии в Лотарингии и соседних районах, с тем чтобы помешать новому вторжению. Кроме того, следовало немедленно распродать имущество еретиков. Каждый пленный должен быть казнен, за исключением того, кто поклянется жить как католик. Гизы хорошо знали, что подобные радикальные требования были неприемлемы для короля. Может быть, они делали ставку на отказ? Генрих III расстроил их планы, воздерживаясь и от согласия, и от отказа, отложив ответ.