Арсений Зайцов - 1918: Очерки истории русской Гражданской войны

По мере очищения территории Дона от красных казачьи ополчения стали переформировываться в регулярные части. Станичные полки были сведены по несколько в один и образовали номерные пешие полки (2–3 батальонного состава), конные полки были сведены в 6-сотенный состав. Орудия из отдельных отрядов сведены в 4-орудийные пешие и конные батареи.

Следующим шагом было переформирование в бригады и дивизии.

Общая численность войск на фронте непрерывно росла [231]:

Призыв 25 возрастных сроков, таким образом, почти утроил численность Донской армии за два месяца с освобождения Новочеркасска, число орудий увеличилось в 9 раз, а число пулеметов возросло в 4,5 раза.

Все же, несмотря на это громадное увеличение и численности, и технической мощи Донской армии, по масштабам мировой войны той же эпохи (июнь – июль 1918 г.) они были совершенно ничтожны. Ведь общее протяжение фронта, кроме прикрытых немцами границ Донской области, превосходило 1 тыс. км, что давало в среднем батальон на 20–25 км фронта. Не менее скудно было и техническое снабжение армии.

На 1 тыс. бойцов приходилось от 1,2 до 1,9 орудий (май – июль) и от 3,4 до 5,5 пулеметов.

Даже в наших, как известно, наиболее слабых по техническому оборудованию дивизиях 1914 г. все же приходилось на 1 тыс. штыков 3 орудия и 2 пулемета.

На французском же фронте летом 1918 г., т. е. во время развертывания Донской армии, на 1 тыс. бойцов приходилось не менее 6 орудий и 30 пулеметов.

Таким образом, даже по сравнению с довоенными нашими нормами Донская армия была вдвое слабее по снабжению ее артиллерией и лишь в 2,5 раза превосходила их по числу пулеметов. Последняя цифра, однако, объясняется тем, что пулемет как массовое оружие пехоты родился лишь во время мировой войны. По сравнению с началом войны к ее концу в иностранных армиях их число увеличилось в среднем в 15 и более раз. Поэтому увеличение числа пулеметов в Донской армии по сравнению с 1914 г. лишь в 2,5 раза показывает, что техническое оборудование Донской армии сильно уступало в артиллерии даже довоенным масштабам, а по числу пулеметов мало чем отличалось от армии 1914 г., пехотный огонь которой был основан на оружии середины XIX в. – малокалиберной винтовке.

Скудность технического оборудования Донской армии не могла поэтому не отозваться на характере ведения операций, как только из периода стихийного восстания они выходили на поле организованной вооруженной борьбы.

Одновременно с этой армией донским атаманом было приступлено к формированию постоянной («молодой») армии из двух еще не призывавшихся возрастных сроков (19- и 20-летних). Всего в этой постоянной армии формировалось три конных дивизии, две пехотные бригады (пластунская и стрелковая), саперный батальон и технические части. Общая численность ее доходила до 20 тыс.

Всего к июлю Дон выставил армию ополченского типа на фронте в 50 тыс. и обучал в тылу регулярную армию в 20 тыс. Таким образом, общая численность Донской армии летом 1918 г. доходила до 70 тыс. бойцов.

100–150 штыков, бывших в распоряжении атамана Каледина в день его смерти, через пять месяцев обратились в армию, равную по численности тому, что выставил Дон во время мировой войны. Германская оккупация Украины, двухмесячное владычество большевиков и двухмесячная борьба за освобождение вернули Дону всю его мощь эпохи внешней войны.

В общем, в зоне германского влияния к концу июня русский контрреволюционный фронт ограничивался северной и восточной границами земли Донского Войска, с расположившимся в задонских станицах резервом в виде Добровольческой армии.

В зоне влияния союзников в то же время основным фронтом были Поволжье и Урал, так как Северный фронт только еще намечался (англичане высадились в Мурманске лишь 26 июня, а в Архангельске – 2 августа).

Выступление чехов вдоль Сибирской железнодорожной магистрали в конце мая преследовало цель пробиться к Владивостоку. Поэтому движение на восток было основным направлением чешских отрядов в течение июня. Соединение Челябинской группы (Войцеховского) с чехами Гайды в Омске (10 июня), однако, еще не решало вопроса о возможности перевозки в Сибирь арьергардной Пензенской группы Чечека.

Двигаясь в Сибирь, Чечек, пробившись через Сызрань, занял почти без сопротивления 8 июня Самару. В этот же день в Самаре власть была захвачена группой эсеров – членов Учредительного собрания, объявивших себя Комитетом Учредительного собрания (сокращенная и быстро привившаяся кличка Комуч). В состав наличной в Самаре группы были никому не ведомые партийные деятели. Один перечень их фамилий лучше всего показывает на их удельный вес в общерусском масштабе: Вольский, Брушвит, Климушкин, Фортунатов, Боголюбов и т. д.

Что собою представляли эти «правопреемники» верховной власти в России, показывают лучше всего дальнейшие шаги их лидера – Вольского.

29 ноября 1918 г., т. е. полгода спустя после провозглашения власти Комуча в Самаре, «учредиловцы собрались на нелегальное (после провозглашения диктатуры адмирала Колчака) собрание, в котором многие, в том числе и Вольский, высказались в том смысле, что ввиду опасности, угрожающей революции справа, со стороны Колчака, следует прекратить борьбу с советской властью. В развитие этого своего решения эта группа учредиловцев вступила в переговоры с советским командованием, которое пропустило ее на территорию Совроссии » [232].

Вокруг этой кучки авантюристов создалось «правительство» в виде Совета управляющих ведомствами. Состав совета не менее типичен, чем состав самого Комуча.

За исключением беспартийного капитана Галкина и меньшевика (потом коммуниста) Майского – все, во главе с его председателем Роговским, были эсерами. Капитан Галкин стал военным министром.

Этот 26-летний юноша (выпущен в офицеры за два года до начала войны [233]) был произведен в полковники и вместе с двумя эсерами Фортунатовым и Боголюбовым (членами Комуча) возглавил Штаб Народной армии, являвшийся «коллективным органом верховного управления всеми вооруженными силами».

Единственной реальной силой в Самаре были стремительно пробившиеся на восток эшелоны чехов под командованием австрийского лейтенанта Чечека. Белые офицерские организации Самары дали лишь две роты, эскадрон и конную батарею. Те элементы, главным образом городского населения Повольжья, которые были готовы к вооруженной борьбе с большевиками, политически стояли неизмеримо правее Комуча и Штаба Народной армии». Однако революционный гипноз 1917 г. был так силен, что Народная армия приняла ультрареволюционные начала демократического строительства вооруженных сил и, сняв погоны, почему-то на фуражках надела Георгиевские ленточки (пример моряков Черноморского флота?).