Фердинанд Шаландон - Алексей I Комнин. История правления (1081–1118)

Согласно этой гипотезе, граф Фландрский прибыл в Эски-Загра в последние месяцы 1087 г. Он заметил, в каком трудном положении находится империя, и пообещал Алексею прислать пятьсот всадников [1500]. А ведь мы знаем, что в тот период греческой армии недоставало кавалерии; именно потому, что ее не было, Татикий не смог воспользоваться своей победой в 1086 г. [1501]Так что обещанная помощь, вопреки мнению г-на Риана [1502], имела для греков большое значение.

Вернувшись к себе в государство, граф забыл о своем обещании или не спешил его исполнять. Алексей, положение которого, далекое от улучшения, продолжало ухудшаться из-за того, что империю атаковали на всех границах, несомненно, решил, не видя обещанного подкрепления, отправить посольство, чтобы напомнить о выполнении данного обещания, — вероятно, в 1088 или 1089 г. Посольство повезло графу письмо от Алексея, по обычаю, как это сделало и посольство к Генриху IV. Отправка этого письма едва ли преследовала другую цель, кроме как настойчиво просить о присылке обещанных пятисот всадников, и оно совсем не должно было призывать всех государей христианского мира освободить Константинополь.

Положение империи в 1088–1089 гг. было достаточно тяжелым, чтобы был смысл посылать письмо с просьбой о помощи, и возражение г-на Риана против даты, предложенной г-ном Васильевским, отпадает само собой [1504].

Может ли дошедшее до нас письмо быть тем самым, которое было написано по этому поводу?

В письме, дошедшем до нас, мы находим три разных части.

Первая содержит отдающее риторикой рассуждение о страданиях христиан Востока, а также не очень точное перечисление азиатских провинций [1505].

Во второй части [1506]мы находим точные и очень ясные сведения о трудном положении Греческой империи, оказавшейся меж двух захватчиков — турок и печенегов, и о завоеваниях турок в Малой Азии. Точность всех этих деталей бросается в глаза, если сравнить наш текст с «Алексиадой». Там есть все сведения, какие приводит Анна Комнина, вплоть до той подробности, что флот Чахи был построен греком [1507], а также данные о захвате Чахой островов Архипелага.

Приведенные таким образом сведения относятся к 1087–1089 гг. Мы нашли упоминание как о недавнем событии о захвате турками Хиоса и Митилены, отбитых у турок в 1092 г., согласно г-ну Риану [1510]. Исправление, предложенное г-ном Дитером, легко позволяет предположить, что этот захват случился как раз в 1088 г., потому что совершенно нс исключено, что Анна решила закончить рассказ о войне с печенегами, прежде чем начинать рассказ о мятеже Чахи [1511]. Г-н Риан опирался на данные Муральта [1512], но этот автор построил весь соответствующий раздел своей «Хронографии» только на основе текста Анны Комниной и допустил много ошибок. Нам кажется, что г-н Риан также ошибся, усмотрев во фразе « Nam et Propontidem qui et Avidus dicitur et ex Ponto juxta eamdem Constantinopolim in Mare Magnum decurrit cum ducentis navibus invaserunt » [1513][В Пропонтиде, которая нынче называется Авидосом и протекает подле Константинополя из Понта в Великое море, появились уже двести кораблей ( лат .; пер. В. Г. Васильевского)] намек на осаду Авидоса, случившуюся в 1093 г. Г-н Парис обоснованно отметил, что автор смешивает Пропонтиду с Дарданеллами, а этот пролив — с Авидосом [1514]. Совершенно не исключено, что Чаха, став хозяином островов, устраивал набеги и туда [1515]. С другой стороны, положение турок в Малой Азии, каким его описывает письмо, вполне соответствует тому, каким оно действительно было в год, указанный нами [1516].

Третья часть включает текст начиная со слов « Haec pauca » [Это немногие ( лат .)] идо конца [1517]. Она содержит просьбу о помощи, адресованную Алексеем графу Фландрскому, и потом перечисление сокровищ Константинополя, а именно каталог реликвий, которые в нем хранятся.

Г-н Риан не приемлет все письмо в целом. Я думаю, что полностью сфабрикованными надо считать первую и третью части. Нигде у византийских авторов мы не встречаем описания, аналогичного описанию страданий христиан: «Никогда византийская канцелярия не опустилась бы до столь грубых и даже скабрезных деталей, какие мы находим здесь, и очевидно, что эти прямолинейные и даже непристойные попытки воздействовать то на чувства читателя, то на его алчность, напыщенный стиль, наивные аллитерации — все это показывает, что перед нами excitatorium » [1518].

Мне тоже кажется невозможным допустить, чтобы император, в каком бы положении он тогда ни находился, унизился до того, чтобы предлагать свое царство, свои богатства, свои реликвии. Конечно, в тот период, как мы видели, изучая религиозную ситуацию в Константинополе, была провозглашена разрядка напряженности в отношениях между восточной и западной церквями; но, даже признавая эту разрядку, нам все-таки надо помнить о византийской надменности, которая в то же время так явственно слышится в речи Феофилакта. Архиепископ Болгарский высокопарным языком славит победы василевса в тот самый момент, когда последний вынужден молить о перемирии [1519]. Если мы учтем, что в этой речи Феофилакт обращается ко всему двору и, следовательно, к людям, которые целиком в курсе событий, мы не сможем допустить, чтобы василевс писал иностранцам: « Nam melius est ut vos habeatis Constantinopolim quam pagani » [1520][Лучше, чтобы Константинополь достался вам, чем язычникам ( лат ., пер. В. Г. Васильевского)].

Г-н Риан допустил, что одним из источников были жалобы сирийских христиан, другим — проповеди Урбана II. Мы принимаем его мнение относительно первого источника, потому что сходство между одним местом из «Эпистолы» и текстом Раймунда Ажильского, отмеченное им, разительно [1521]. Послужили ли проповеди Урбана источником для «Эпистолы» или, наоборот, авторы этих мнимых проповедей использовали последнюю, выяснить невозможно.

Каталог реликвий, который г-н Риан упоминает как последний источник сведений для автора excitatorium ’а, мне тоже кажется бесспорным источником.

Все это не исключает того факта, что во второй части «Эпистолы» приводятся реальные данные о событиях на Востоке в 1088–1089 гг. В частности, отмечу, что автор письма изображает турок и печенегов действующими против Византии как союзники, тогда как крестоносцам печенеги были известны только как союзники греков. После этого для меня невозможно видеть в этом письме только «вымысел в чистом виде, основанный на смутных сведениях» — я выделяю часть, основанную на сведениях абсолютно достоверных, которую обрамляют два текста, для написания одного из которых были привлечены жалобы сирийских христиан, а для написания другого — каталог реликвий.

То есть мне кажется, что вся вторая часть была написана с привлечением оригинального письма. Может быть, в последнем приводились названия провинций Малой Азии, оккупированных турками? Список, который содержит письмо, — фантастический, но можно только сказать, что фальсификатор, имея перед глазами подлинное письмо императора, обязательно использовал бы названия фем. Г-н Риан считает неправдоподобным, чтобы византийская администрация пользовалась старыми названиями провинций в то время, как империя была уже разделена на фемы [1522]. Со своей стороны я не вижу ничего удивительного, что в Византии использовали старые названия, адресуясь к иностранному государю. Если бы ему сказали о феме Оптиматы, феме Фракисий, Анатолик или Букелларии, эти названия могли бы у него ни с чем не ассоциироваться, тогда как был некий шанс, что старинные названия он знает. Кстати, след некоторых из этих названий г-н Риан нашел у Анны Комниной [1523]. Мы можем добавить к этому свидетельство ибн Хордадбеха, который фему Букелларии называет «Калаф» от прежнего «Галатия» [1524]. То есть, признавая, что приведенный список неполон, я думаю, можно допустить, что в оригинале некоторые из провинций были названы по-старому.