Гай Аноним - После Рима. Книга первая. Anno Domini 192-430

Провозвестником «Римского мира» — слово рах означает мир как противоположность войне — стал император Август, отстроивший грандиозный Алтарь Мира. Ради мира принцепсы (первейшие, первые среди равных) вели завоевательные войны, и сама идея принципата связана с мечтой об установлении вечного мира, цивилизованного римского мира, единого и единообразного. Единая монетная система, единая система мер в международной торговле, единая система стандартных дорог, единая планировка городов на основе типового плана армейского лагеря... В идеале — единый уклад жизни для всех.

Принцип pax Romana устанавливал равновесие между римским и не-римским мирами: дальнейшие территориальные расширения были невыгодны и к тому же потребовали бы существенного увеличения рядов армии. Римской аграрной экономике это было не по силам. Армия поддерживала мир на римских территориях, отбивала набеги приграничных племен, сдерживала Персидскую империю как вероятного противника. Кроме того, армия выполняла важнейшую задачу по поддержанию гражданского мира на огромных территориях с множеством разных народов, укладов и религий.

Эта утопическая — казалось бы! — идея римского мира была полностью реализована уже в I веке н. э. Во времена Цезаря цивилизация в новообретенных европейских провинциях давала знать о себе лишь стоящими на холмах редкими крепостями-бургами, которые возводили варварские племена, сельскими усадьбами да лагерями римских легионов. Но ко времени, когда легионер Полион начал службу, за пределами Италии возникли прочные городские и сельские структуры, подобные городам империи, с древности владеющими и управляющими своим аграрным окружением. В завоеванных провинциях, прежде страдавших от бесконечных племенных войн, установился прочный и продолжительный мир, сельский пейзаж былых варварских земель приобрел римские черты, а города стали «маленькими Римами», выстроенными по образу и подобию Вечного города, с форумами, куриями, термами и амфитеатрами.

Эти структуры были самоуправляемыми, основывались на законе и поэтому уже принадлежали не к варварскому миру, а к римскому, к orbis romanorum — политической общности, центром которой был не Рим с его сенатом, а империя в целом.

Римляне считали, что писаный закон делает римское общество наилучшим и потому достойным править прочими землями и народами обитаемой Вселенной. Закон, считали они, умеряет произвол власть имущих и право сильного, а стало быть, избавляет гражданина от страха и наделяет его свободой — свободой в рамках закона.

После установления имперского владычества новые подданные Рима, особенно знать и состоятельные землевладельцы, начали овладевать имперскими языками. Народы к западу от Рейна и югу от Дуная усвоили латинский язык и городской образ жизни, надели туники и были рады считать себя римлянами. Римляне же, всегда кичившиеся приверженностью традициям, молча признали преимущество ношения высмеиваемых в прежние времена штанов (сначала их одобрили кавалеристы, потом остальные) и начали употреблять больше мяса, в частности ранее отвергаемую ими говядину, а также молочные продукты. В свою очередь, варвары вместо похлебок из муки начали есть хлеб, а мясной и молочный стол разнообразили овощами.

Германские и (в еще большей степени) кельтские соседи, покоренные или присоединенные добровольно, с легкостью ассимилировались, причем ассимиляция была подлинной, а часто и окончательной. Через одно-два поколения из некогда варварской среды выходили римские поэты, юристы и военачальники. От коренных жителей греко-римского мира они отличались разве что внешностью, да и то не всегда.

О степени ассимиляции и о притягательности римского образа жизни можно судить по тому, что, несмотря на многочисленные гражданские войны и узурпации трона, за всю историю Римской империи не было ни одной попытки сепаратизма! Большинство населения провинций, древних и завоеванных, не помышляло о независимости.

Напротив, все прекрасно сознавали выгоды мирной жизни в империи, особенно довольны были в Галлии, Белгике и Германии, где до прихода римлян продолжительный мир был редкостью (или не существовал вовсе), а война и набеги являлись обычным делом, почти повсеместным.

На некогда варварских землях основывали школы, scholae publicae: например, на родине поэта Авзония, в г. Отен в центральной Франции, такая школа появилась уже в 23 году по Рождеству. К III веку хорошее латинское образование можно было получить в любой точке империи, даже в таком медвежьем углу, как северо-запад Британии, где обучался святой Патрик.

Латинская школа была очень важным институтом. Своим учащимся она во всех уголках империи, можно сказать, вручала орудие государственной власти. Основная цель scholae publicae — подготовка юношей к государственной службе. В этих школах дети под руководством учителей, грамматиков и риторов в течение семи-девяти лет изучали небольшое число латинских литературных текстов. В основном это были произведения Вергилия, Саллюстия, Цицерона и Теренция. Они составляли канон латинского языка. Представителя римской элиты можно было узнать по речи, по «правильной» латыни, которая существенно отличалась от грубоватого народного языка, которым написаны множество найденных археологами римских граффити.

Классические тексты учитель с учеником разбирали по строкам. Школьник должен был усвоить правильный, образцовый язык и в повседневности применять сложную лексику и грамматику. Считалось, что латинская грамматика — инструмент развития логически точного мышления. Правильный язык позволяет обсуждать предметы, недоступные человеку необразованному: любовь, долг, сострадание, истину. Кто неправильно использует времена, падежи и наклонения, тот неточно выражает свои мысли и не сумеет правильно показать соотношения между вещами и фактами. Из текстов извлекали уроки поведения и манер, примеры суждений о должном и недолжном.

От грамматики переходили к риторике. Она помогала оратору или писателю убедить слушателей или читателей в верности своего мнения. Иначе говоря, риторика была управленческой техникой, профессиональным инструментом, которым был обязан владеть всякий, кто принадлежал к высшему слою.

Постулат четвертый: «римский мир» оказался ведущим цивилизаторским фактором на огромных пространствах Европы, Передней Азии и Северной Африки. Наследием Pax Romana мы пользуемся доселе.

Римская элита, носитель привилегированной культуры, при всех ее раздорах и преступлениях была тесно спаянным замкнутым сообществом. В III веке уже не осталось древних патрицианских семей, которые господствовали в политике, экономике и культуре республиканского Рима. Их выкосили гражданские войны, проскрипции Мария и Суллы, жадность Калигулы и Тиберия, которые облыжно обвиняли знатных и богатых в измене, чтобы присвоить их имущество. Но эгоистичная высокородная знать по-прежнему, с самого рождения, была уверена в своем превосходстве над плебсом.