Валерий Степаненко - Византия в международных отношениях на Ближнем Востоке (1071-1176)

Империя ромеев и Румский султанат в 60–70-е годы XII в.

От Константинопольского мира до Мириокефала

Киликийский поход 1158–1159 гг., иллюзорность результатов которого отмечали уже византийские хронисты, породил в Константинополе неоправданный оптимизм, будучи расценен как свидетельство возрождающейся мощи империи и личный успех Мануила. Эти настроения в целом породили иллюзии того, что посредством единовременной акции, применением военной силы можно раз и навсегда решить все проблемы ближневосточной политики Византии, даже если они накапливались десятилетиями. И это несмотря на то, что в 1159–1160 гг. главную роль во временном усилении позиций империи в Киликии и Сирии сыграла не столько армия, сколько дипломатия, которая смогла использовать противоречия между королем Иерусалима и князем Антиохии для того, чтобы, изолировав последнего, навязать ему византийский сюзеренитет.

С этого времени разрыв между реальными результатами ближневосточной политики и преувеличенно оптимистической оценкой их в Константинополе начинает углубляться. Возникает иллюзия того, что нужно лишь одно, последнее усилие для восстановления позиций империи в Малой Азии, Сирии и Палестине. Подобные настроения уже имели место в Византии в 40-е годы, когда после достаточно скромных успехов в Киликии Иоанн II писал папе Иннокентию II, что василевс ромеев держит в руках светский меч, а глава католической церкви — меч духовный. Общими усилиями они могут возродить как единую империю, так и единую церковь. Показательна в этой связи и предсмертная речь императора, в которой были четко сформулированы далеко идущие цели ближневосточной политики Византии: возвращение Сирии и Месопотамии и даже присоединение Палестины [14, 53].

Победная эйфория, имевшая следствием преувеличенную оценку сил и возможностей империи, породила египетский поход и завершилась только Мириокефалом. В то же время было бы ошибочным утверждать, что в малоазийской политике Византии в данный период отсутствовали черты реализма, но не они преобладали. Так, продолжалась политика заселения пограничных территорий, предельно эффективная в долгосрочном плане, хотя она так и не стала доминирующей в системе восточной политики империи. Киннам пишет: «Азиатские города Хлиара, Пергам и Адраматтий много страдали от персов, так как пограничные области прежде были мало заселены, обитаемы лишь по деревням и оттого легко подвергались грабежу неприятелей. Император и эти города прикрыл стенами, и соседние открытые равнины оградил крепостями. Оттого теперь эти маленькие города так славятся многочисленностью жителей и всеми удобствами спокойной жизни, что даже превосходят многие цветущие города. Возделанные поля стали приносить теперь обильные плоды, и рука садовода всюду насадила разные плодоносящие деревья, так что пустыня… преобразилась в пристанище вод и земля, прежде необитаемая, стала местом многолюдным… Эти крепости получили свое, приличествующее им название Неокастра, имеют своего стратига, посылаемого из Византии и доставляют в казну василевса ежегодный доход» [4, 191–192].

Продолжая политику отца, Мануил между 1162–1173 гг. создал здесь фему Неокастра — «новые крепости» [133, 133]. Но в целом необходимость более последовательного и энергичного проведения данной политики была осознана слишком поздно, накануне Мириокефала, возможно, потому, что она не давала мгновенных результатов. О том, что именно она была наиболее эффективным орудием восстановления власти Византии в Малой Азии, свидетельствует и реакция Рума на восстановление пограничных крепостей Дорилей и Сувлей, в конечном счете ускорившее решающее столкновение двух государств, завершившееся Мириокефалом.

В конце 1159 г. после киликийской экспедиции Мануил совершил поход против Рума, «послав к начальникам ромейскнх областей в Азии и приказав напасть на персидскую землю с разных сторон в одно определенное время» [4, 211]. Сам император совершил набег на район Дорилея, захватив добычу и пленных. Операции византийских войск на территории Рума зимой 1159/60 г. привели к тому, что, когда Мануил прибыл в Пиле (Вифиния), его догнали послы Килич Арслана с предложением мира. Но переговоры были безрезультатны. По-видимому, весной 1160 г., собрав армию в Филадельфии, Мануил решил повторить набег. На этот раз византийская армия столкнулась с румской, пройдя по долине р. Риндак от Абидоса к Дорилею. Происшедшее здесь сражение было выиграно императором ценой крайнего напряжения сил, после чего он «разграбил страну сатрапа Сулеймана». В качестве ответной акции сельджукские отряды совершили набег на византийскую территорию, «напали на восточный город Филиту, разорили Лаодикею во Фригии и увели пленных» [4, 218],

Это явилось поводом для нового похода императора против Рума. На этот раз было решено развернуть крупномасштабную операцию с привлечением вассалов. К Бодуэну III в Палестину был направлен Иоанн Кондостефан, чтобы «привести оттуда силы, которые Бодуэн обещал в случае нужды дать василевсу в помощь, и, кроме того, собрать наемное войско» [4, 219]. Райнальд Шатильон и Торос II получили приказ императора явиться к нему на помощь со своими войсками. Были направлены послания брату султана, владетелю Анкиры и Гангр, Шаханшаху и Данышменду Якуб Арслану. Летом же 1159 г. совершил поход на восточные границы Рума Hyp ад-Дин, захвативший месопотамские крепости. Таким образом, к лету 1160 г. против Румского султаната формируется коалиция всех его противников. Политика Мануила Комнина в Малой Азии в это время была четко определена Никитой Хониатом, который писал, что «василевс желал гибели обоим (и султану, и Данышменду — В. С .), желал, чтобы их неприязнь не ограничивалась только одной ссорой, но чтобы они, взявшись за оружие, открыто вступили в борьбу друг с другом и этим дали бы ему возможность спокойно наслаждаться их бедствиями. С этой целью через тайных агентов и того и другого возбуждал друг против друга» [14, 148].

Однако главным противником империи в Малой Азии оставался Румский султанат. Поэтому Мануил «явно склонялся на сторону Ягубасана и ему оказывал помощь своими дарами. Вследствие этого Ягубасан, полагаясь на василевса, выступает войной против султана, а тот, в свою очередь, выходит против него. Много раз сходились и расходились они. Победа склонялась на сторону Ягубасана, они на время сложили оружие. Ягубасан остался в своей стране, а султан отправился к василевсу, который только что возвратился в столицу из западных стран» [14, 149]. В изложении Хониата события даны предельно суммарно и обобщенно. Так, потерпев поражение, султан пошел на соглашение с Данышмендом, признав захват им района Джахан с Абластой, датированный Григором Ереци 609 г. армянской эры (10.2.1160 — 28.2.1161) [43, 194]. В пользу данной датировки свидетельствует и Киннам, который пишет, что «султан уступил обитателям соседних стран вместе со многим другим и города, завоеванные прежде с великим трудом» [4, 220]. В это время, ведя вспомогательные войска из Палестины, Кондостефан столкнулся с частью сельджукской армии (Киннам определяет ее численность в 22 тысячи человек [4, 220]) и разбил ее. Это совпало, с посольством Килич Арслана к Мануилу, которое предложило вернуть пленных. Фактически цели его были серьезнее и заключались в том, чтобы предотвратить начало военных действий со стороны Византии. Известие о победе Кондостефана заставило султана пойти на большие уступки. «Он обещал в случае нужды давать ромеям вспомогательные войска на всякое лето, и объявил, что персы никогда не будут нападать на их земли с его согласии. Обязался также, что если кто-нибудь нападет на ромейские провинции, вступить с ним в войну. Точно выполнять то, что прикажет василевс… Если какой-либо подвластный ему город подпал под персидскую власть, стараться возвратить его ромеям» [4, 221]. По-видимому, на этих условиях и было заключено перемирие, так как Киннам пишет, что «склоненный этим к миру, василевс обязал его страшными клятвами и, прекратив вражду, отправился домой».