Николой Крадин - Империя Хунну

Схожая оценка содержится в работах многих других китайских историков, которые оценивали данные договоры с кочевниками как «неравноправные» [460] Цзи Юн 1955; Цай Дунфань 1983; и др. .

В этой связи хотелось бы уточнить, что ежегодные дары хуннскому шаньюю составляли весьма незначительную часть валового национального дохода Ханьской империи, что, кстати, прекрасно осознавали сами китайцы [461] Материалы 1968: 72. . Так, например, согласно договору Ханьский двор отправлял ежегодно шаньюю 10 тыс. кусков ( пи ) шелковых тканей [462] Лидай 1958:191; Материалы 1973:22. . Известно, что опытная ханьская ткачиха изготавливала один пи примерно за три дня [463] Лубо-Лесниченко 1994: 149. , из чего следует, что на изготовление 10 тыс. кусков шелка требовалось 30 тыс. человеко-дней. Для многомиллионного Китая это ничтожно мало. В то же самое время, например, в 107 г. до н. э. во всей империи было собрано в качестве налогов 5 млн кусков [464] Там же: 159. . Исходя из последних данных, получается, что хунну получили лишь 0,2 % от суммы ежегодных податей подданных правительства.

Разовые «подарки» по тем или иным поводам также, на мой взгляд, не являлись чересчур обременительными для китайского правительства. Так, в 52 г. до н. э. шаньюй Хуханье получил богатые дары от ханьского императора и среди прочих вещей было 20 цзиней золота и 200 000 монет [465] Лидай 1958: 219; Бичурин 1950а: 89; Материалы 1973: 35. . Один цзинь золота в ханьское время равнялся приблизительно 258,24 г [466] У Чэнло 1984: 47, 73. . Средний достаток в ханьское время приравнивался примерно к 10 цзиням, а достояние богатых собственников оценивалось в сотнях тысячах цзиней [467] Степугина 1983: 510. . Таким образом, Хуханье получил в качестве даров очень скромную сумму золота. Также известно, что в Хань средний налог составлял около 120 монет [468] Крюков М.В. 1981: 163, 181. , из чего следует, что деньги, переданные для шаньюя, представляли собой годовой налог менее чем 2 тыс. ханьцев. В контексте бюджета ханьского императорского правительства это очень скромная сумма.

На данные деньги можно было купить, например, 5000 даней (170 тыс. л) зерна [469] Крюков М.В. 1981: 181. , что составляет годовую норму питания примерно для 100 человек. Это не более того, что получали хуннские шаньюй в течение II в. до н. э., и если использовать купленный на данные деньги хлеб лишь как пищевую добавку, то его могло хватить не более чем для нужд ставки степной державы. Очевидно, что данные подарки циркулировали только на самых верхних этажах социальной пирамиды хуннского общества.

Наконец, все эти дары ничего не стоили в сравнении с обременительными затратами на охрану границ. Даже если не считать расходов на сооружение Великой китайской стены, трат на ее поддержание в порядке, то только потребность кормить и одевать приграничные армейские гарнизоны обходилась казне в весьма круглую сумму. Известно, что в период раннего средневековья имперское правительство ежегодно расходовало на эти нужды 10,2 млн кусков шелка (т. е. в 1000 раз больше, чем «подарков» по договору) и 690 тыс. ху (т. е. в 138 раз больше) зерна [470] Бичурин 1950а: 308. . В моем распоряжении нет данных относительно расходов в хуннское время, но едва ли затраты ханьской администрации были намного меньше.

Такое поведение было абсолютно иррациональным. Китайское правительство было готово на многочисленные явно убыточные затраты, лишь бы соседние народы и государства признавали его внешнеполитический сюзеренитет. Хуннские шаньюй этим периодически удачно пользовались. Стоило Цзюйди-хоу шаньюю, например, публично слукавить, что он годится китайскому Сыну Неба в сыновья, а то и во внуки, как тут же шаньюй был обласкан богатыми дарами. Правда, Цзюйди-хоу принял «подарки», не выказав должного почтения по отношению к Китаю [471] Лидай 1958: 189; Бичурин 1950а: 74; Материалы 1978: 18. . Он знал цену себе и своим грозным конникам. Но это беспокоило Ханьский двор уже меньше. Первенство Китая по отношению к Хуннской империи было продемонстрировано. А разве можно ждать благодарности от северного «варвара» с сердцем дикого зверя?

Китайские «подарки» кочевникам необходимо рассматривать в категориях субстантивистской экономической антропологии. Реальный (рациональный) эквивалент здесь не имел никакого значения. Важным было только одно. Кочевники прислали дар (дар, как правило, был чисто символическим, например две лошади [472] Лидай 1958: 31–33; Бичурин 1950а: 60; Материалы 1968: 47. ), или попросили подарки, признав или подтвердив вассалитет, а все эти действия интерпретировались китайцами как «дань» и признание своего более низкого статуса. Следовательно, Сын Неба, сосредоточение земной сакральности, может отблагодарить диких, неотесанных варваров. И чем могущественнее была соседняя с Китаем политая, тем богаче и изысканнее были ответные дары.

Исходя из всего вышеизложенного, необходимо признать, что с финансовой точки зрения политика хэцинь являлась несоизмеримо более выгодной, чем противоборство и война против кочевников, хотя, необходимо отметить, ужасно «обидной» для китайцев. И дело здесь не только в конфуцианском представлении мира, но отчасти в простой дипломатической любезности тех уничижительных титулов, которыми были вынуждены именовать себя в отдельные периоды правители Срединного (!) государства. Достаточно напомнить известный эпизод о предложении Модэ вдовствующей китайской императрице Гао-хоу выйти за него замуж (что являлось верхом неприличия в китайском обществе, о чем шаньюй, окруженный беглыми китайскими советниками, думается, не мог не знать; он просто хотел спровоцировать новую войну). Ну разве не верхом унижения для китайской императрицы было подписать официальное письмо, содержащие следующие строки: «Шаньюй не забыл меня, возглавляющую бедное владение, и удостоил письмом. Я, стоящая во главе бедного владения, испугалась и, удалившись, обдумывала письмо. Я стара летами, моя душа одряхлела, волосы и зубы выпали, походка утратила твердость. Вы, шаньюй, неверно слышали обо мне, вам не следует марать себя. Я, стоящая во главе бедной страны, не виновата и должна быть прощена [за отказ]» [473] Материалы 1968: 139; Бичурин 1950а: 53–54. .

К « пяти искушениям » можно добавить еще одно универсальное средство, которое не было упомянуто конфуцианскими интеллектуалами. Речь идет о спаивании полуцивилизованных народов в ходе колонизации периферии. Данное явление неоднократно фиксировалось в историографии самых различных культур и эпох, начиная от контактов скифов с греческими полисами вплоть до освоения Дикого Запада американскими пионерами. Вино было одним из традиционных составляющих ханьского экспорта неизбалованным благами «цивилизации» неприхотливым кочевникам. Согласно политике хэцинь китайцы поставляли ежегодно хуннскому шаньюю 10 000 даней рисового вина (кит. нецзю — винной закваски), что соответствовало 200 тыс. л [474] Лидай 1958: 191; Материалы 1973: 22. . При ежедневной норме потребления это составляло более 550 л в день [475] Для доставки и хранения спиртных напитков ханьцы, возможно, использовали большие ханьские сосуды с отверстиями внизу у дна. Такие сосуды были найдены на хуннских памятниках в Забайкалье [Руденко 1962: 61 рис. 51 к; Коновалов 1976: табл. XXIII, 1, XXTV, 1, 4; Давыдова 1995: табл. 25, 7]. . Даже если гипотетически допустить, что хуннское войско составляло 300 000 лучников, то при ежедневном потреблении алкоголя на каждого представителя хуннской высшей военной элиты (от тысячников и выше, поскольку вряд ли такой дефицитный товар доходил до простых воинов) приходилось более 1,5 л рисового вина! Понятно, что вино потребляли не только военачальники, скорее всего, его пили во время массовых праздников, но все равно масштабы приобщения кочевников к «цивилизации » выглядят внушительно.