Николой Крадин - Империя Хунну

Необходимо также иметь в виду, что далеко не всегда собственно кочевники являлись источниками насилия, войн и грабительских походов. Были случаи, когда их на это провоцировала агрессивная политика соседей, на которую номады были вынуждены реагировать точно такими же средствами.

«Сюнну можно подчинить только силой, к ним нельзя относиться гуманно, — призывал ханьского императора один из высокопоставленных сановников двора. — Сейчас Срединное государство находится в цветущем состоянии, оно в десять тысяч раз богаче прежнего, поэтому, если мы выделим лишь сотую часть имеющихся у нас средств для нападения на сюнну, война с ними будет подобна стрельбе из тугого лука по созревшему нарыву» [422] Материалы 1968: 76. .

Земледельческо-городские цивилизации проводили в отношении кочевников не только стратегию обороны. Там, где это было возможно (в маргинальных географических зонах), они вели не менее активную агрессию, чем номады. Многие кочевые общества были вытеснены или уничтожены, или же поглощены и ассимилированы своими более многочисленными оседлыми соседями. Можно напомнить, например, чудовищную резню циньскими войсками ойратского этноса в 1759 г., в результате которой было истреблено около миллиона человек [423] Чернышев 1990: 114. .

В целом из сложного переплетения различных насильственных и ненасильственных политических методов как в отношении номадов к их оседлым соседям, так и наоборот, складывались оригинальные формы приграничной степной политики. В Центральной Азии ее основы были заложены именно в хуннское время, поскольку если до становления державы Модэ в древнекитайской дипломатии считалось, что окружающие «срединные» царства «варвары» — это «шакалы и волки», с которыми нельзя идти ни на какие соглашения, то при первом ханьском императоре Лю Бане с заключения первого «Договора о мире, основанного на родстве», с кочевниками начинается новый этап в практике региональных межгосударственных отношений [424] Степугина 1987: 216–217, 237, 241–242. .

Если сравнить численность населения в Хуннской державе и Ханьском Китае, то грозные и воинственные в обычном понимании степняки предстают лишь небольшой этнической группой. Номады имели максимально до 1,5 млн человек [425] Гумилев 1960: 79; Таскин 1973: 6. (это приблизительно соответствует численности населения одного ханьского округа), тогда как численность Ханьской империи доходила почти до 60 млн человек [426] Крюков и др. 1983: 41–42; Кульпин 1990: 216. .

Каким же образом хуннский «Давид» смог на протяжении почти трех столетий противостоять китайскому имперскому «Голиафу»? Своей жизнеспособностью Хуннская держава обязана исключительной эффективности своей внешней политики в отношении Китая. Более того, именно хунну придумали и впервые в истории Центральной Азии внедрили данную пограничную политику по отношению к Ханьской империи. Она оказалась во многом эффективнее различных китайских внешнеполитических доктрин, разработанных конфуцианскими интеллектуалами.

Внешняя политика хунну анализировалась многими исследователями [427] Lattimore 1940; Цзи Юн 1955; Yu 1967; 1986: 377–462; Bielenstein 1967; Suzuki 1968; Тихвинский, Переломов 1970; Watson 1971; Hulsewe 1979; Крюков и др. 1983; de Crespigny 1984; Jagchid, Symons 1989; Kroll 1996; и др. . Особенный интерес представляет концепция Т. Барфилда [428] Barfield 1981. , который не только подробно рассмотрел основные компоненты хуннской внешнеполитической доктрины по отношению к Китаю, но и впоследствии зафиксировал те или иные ее элементы в других степных империях Евразии [429] Barfield 1992. . Данная стратегия включала в себя три главных компонента: (1) умышленный отказ от завоевания разграбленных китайских земледельческих территорий даже после больших побед; (2) грабительские набеги, производимые с целью запугивания китайского правительства; (3) чередование войны и мира для того, чтобы увеличить размер «подарков» и торговых привилегий от Китая. Рассмотрим эти компоненты более подробно. Главная пограничная политика хунну была основана на осознании преимуществ своего подвижного образа жизни, способного наносить неожиданные удары по китайской территории и столь же стремительно отступать в глубь степи. «Когда они видят противника, то устремляются за добычей, подобно тому как слетаются птицы, а когда попадают в трудное положение и терпят поражение, то рассыпаются, как черепица, или рассеиваются подобно облакам», — писал о стратегии северных соседей Сыма Цянь [430] Лидай 1958: 18; Бичурин 1950а: 50; Материалы 1968: 41. .

Номадам в силу их меньшей численности гораздо выгоднее было держаться от своего грозного соседа на расстоянии и проводить политику так называемой «дистанционной» (термин Т. Барфилда) эксплуатации. У хунну были свои «елюи чуцаи». Китайский евнух Чжунхан Юэ на свой манер объяснил шаньюю Лаошану преимущества кочевого образа жизни для хунну [431] Лидай 1958: 30–32; Бичурин 1950а: 57–60; Материалы 1968: 45–47. . Племенной вождь Сяо Цянь, долгое время проживший в Китае, научил шаньюя Ичи-се тактике выматывания китайцев: отступать через Гоби, чтобы затем, когда ханьские войска устанут, напасть на них [432] Лидай 1958: 44; Бичурин 1950а: 65; Материалы 1968: 53. . Поэтому хунну не собирались завоевывать Китай. Не случайно при всех политических дебатах по хуннскому вопросу при Ханьском дворе ни разу не ставился вопрос об угрозе того, что кочевники завоюют Китай.

Совершая быстрые кавалерийские набеги, номады концентрировали на одном направлении большое количество всадников. Это давало им, как правило, определенные преимущества в сравнении с менее маневренными китайскими пешими войсками. Когда основные силы ханьцев подходили, кочевники были уже далеко.

Не имея городов и мощных фортификационных сооружений, хунну тем не менее были почти недосягаемы для китайцев и у себя дома. Вместе со всем имуществом и стадами скота они, как правило, легко ускользали от пеших преследователей. В 112 г. до н. э. китайский посол в сердцах сказал шаньюю Увэю: «Если сейчас вы, шаньюй, в состоянии, то выступите и сразитесь с Хань. Сын Неба лично во главе войск ждет вас на границе; если же, вы, шаньюй, не в состоянии сделать это, то обратитесь лицом к югу и признайте себя вассалом Хань. К чему напрасно убегать далеко и скрываться в местах, лишенных воды и травы к северу от пустыни, где холодно и трудно жить?» [433] Лидай 1958: 47; Бичурин 1950а: 68; Материалы 1968: 56. .

Развивая эту тему, можно напомнить и хорошо описанный в античной историографии поход Дария на скифов в Причерноморье [434] Геродот IV, 1, 83–98, 118–143; Черненко 1984. . Применив аналогичную кочевникам Центральной Азии стратегию, скифы вымотали во много раз превосходящее персидское войско. Геродот передает красивую легенду о так называемых скифских «дарах» Дарию (птица, мышь, лягушка и пять стрел), которые были интерпретированы следующим образом: «Если вы, персы, не улетите в небеса, превратившись в птиц, или не скроетесь в землю, подобно мышам, или не прыгнете в озера, превратившись в лягушек, то не возвратитесь назад, будучи поражены этими стрелами» [435] IV, 132. . Персы были вынуждены позорно бежать и лишь чудом спаслись от полного уничтожения.