Николой Крадин - Империя Хунну

В письменных источниках также практически нет сведений относительно различных категорий бедных и неполноправных лиц, занимавшихся скотоводством у хунну. Единственное упоминание на этот счет относится к китайскому послу Су У, который за свою дерзость был отправлен в ссылку на Байкал пасти баранов [702] Материалы 1973: 103. . Поэтому в данной ситуации можно руководствоваться только общими соображениями относительно социальной структуры обществ кочевников-скотоводов и предполагать, что так же могло быть и у хунну.

Поскольку в скотоводческих обществах в силу ряда обстоятельств (частная собственность на средства производства — скот; экологическая нестабильность кочевого хозяйства; столкновения из-за скота и пастбищ) имманентно присутствовало имущественное неравенство, там всегда имелись лица, не имевшие достаточного количества животных для пропитания. Они были вынуждены вступать в отношения системы «патрон — клиент» с более обеспеченными скотовладельцами. С другой стороны, лица, имевшие много скота, нередко не могли выпасать скот только собственными силами. К тому же выпас слишком больших по объему стад невыгоден по ряду причин экологического и экономического порядка. В данной ситуации возникал широкий спектр социальных отношений, на одном полюсе которого находились отношения взаимопомощи и престижного дарообмена, а на другом — отношения социально-экономического доминирования и ранние формы эксплуатации [703] Першиц 1973: 104–110; Хазанов 1975: 148–151; Марков 1976: 152–154, 199–200, 230–231, 267, 301–303; Khazanov 1984/1994: 152–164; Калиновская, Марков 1987: 61–62; Масанов 1991; 1995а: 160–212; Крадин 1992: 111–118; и др. .

Можно выделить» две основные формы этих отношений. Такая форма неравенства, когда богатый скотовладелец отдавал бедному пастуху скот на выпас, получила в отечественной литературе название саун от одноименного казахского термина, означающего это явление. Саунные отношения (их другие названия: саан, полыш, хасалс, тераз, вадия, сапис и пр.) существовали у многих скотоводческих народов Евразии, Африки, Америки. Помимо отдачи скота на выпас существовал другой канал формирования зависимости в индивидуальных хозяйствах: работа в семье «патрона» в качестве батрака, наемного работника, неполноправного сородича и пр. Этот вариант формирования ранней эксплуатации также был широко распространен у многих номадов Евразии, Африки и Америки.

Однако далеко не все обедневшие номады получали возможность продолжать вести кочевой образ жизни. Те, кто не смог найти работу у богатых скотовладельцев, вынуждены были оседать на землю. Судя по имеющимся данным, седентеризацию некоторой части населения можно проследить во многих скотоводческих обществах [704] Хазанов 1975:13–14,150–152; Плетнева 1982: 77 и ел.; Khazanov 1984/1994: 83–84, 198–201; и др. . Но седентеризация чаще являлась не причиной стратификации, а следствием кризиса номадизма. Наибольшее распространение она получила с эпохи нового времени. Напротив, в древности и средневековье труд бедных скотоводов с успехом мог использоваться в военных походах и завоеваниях.

В целом, учитывая отсутствие упоминаний на этот счет в летописях, можно допустить, что количество бедных скотоводов в Хуннской державе вряд ли было велико. В качестве аналогии можно воспользоваться результатами анализа социальной структуры скифского общества, согласно которым численность подобной категории населения Скифии составляла примерно 6–8 % от общей численности населения кочевников [705] Генинг 1984: табл. I; Генинг и др. 1990: 206 табл. XXXI. .

Проблема рабовладельческих отношений в хуннском обществе должна решаться в контексте более широкого вопроса — проблемы рабовладельческих отношений у кочевников в целом. Данные науки свидетельствуют, что рабовладельческие отношения всегда существовали у кочевников, однако ни в одном из скотоводческих обществ они не получили настолько значительного распространения, чтобы данное общество могло считаться рабовладельческим [706] Нибур 1907: 237–265; Семенюк 1958; 1959; Хазанов 1975: 139–148; 1976; Кляшторный 1985; 1986; Крадин 1987: 75–84; 1992: 100–111. . Это обусловлено рядом причин.

Во-первых, в скотоводческом труде потребности в дополнительных рабочих руках ограничены, и они полностью удовлетворялись за счет внутренних ресурсов. Следовательно, приток рабов извне кочевникам был не нужен.

Во-вторых, использование рабского труда в выпасе скота экономически неэффективно, так как рентабельнее вдвоем-втроем пасти стадо, чем приставлять к двум-трем рабам еще одного надсмотрщика.

В-третьих, при кочевом образе жизни были сравнительно легкие условия для бегства, и одновременно существовала опасность повышенной концентрации рабов в одном месте при весьма низкой демографической плотности свободного населения.

В-четвертых, скотоводческий труд требовал определенной квалификации, личной заинтересованности и в то же время во многих скотоводческих обществах считался престижным. По этим причинам рабы у номадов преимущественно использовались в домашнем хозяйстве (женский труд) или же поставлялись на внешние работорговые рынки. Только в крупных степных империях использовались большие количества ремесленников-рабов, которые концентрировались в специально построенных поселках или городах.

Нет особенных оснований предполагать, что все вышеизложенное несправедливо и в отношении хуннского общества, поскольку примерно такой же набор аргументов высказывался исследователями в 1960–1980-е гг., когда они рассматривали вопрос о существовании у хунну рабства [707] Гумилев 1960: 147; Руденко 1962: 70–71; Давыдова 1975: 145; Хазанов 1975: 143–144; 1976: 258–259. Справедливости ради необходимо отметить, что еще в довоенное время Г.П. Сосновский высказывал мнение о неразвитости рабовладельческих отношений в хуннском обществе [Архив ИИМК, ф. 42, д. 233: 115]. . Более того, нет оснований предполагать и существенного развития внешней работорговли в хуннском обществе, поскольку в Ханьской империи рабство питалось в основном за счет внутренних источников [708] Крюков и др. 1983: 34–36. .

Сторонники существования рабовладельческих отношений у хунну считали, что рабами становилось население, угнанное из Китая [709] Толстов 1935; 1948:263; Бернштам 1951: 69–70; МаЧаншоу 1954; 1962: 52; 1962а: 5, 12; Рижский 1959, 1964; Доржсурэн 1961; Акишев К.А. 1977: 307–308; Ма Жэньнань 1983: 126–130; Тянь Гуанцзинь 1983: 20–23; и др. . На основе количества пленников ряд исследователей полагают, что число рабов в хуннском обществе доходило до 180–760 тыс. человек [710] Ма Чаншоу 1954: 119; Ма Жэньнань 1983: 127. .