Людвик Флек - Возникновение и развитие научного факта

Как философ, Флек не был достаточно известен и при жизни. Его статус в науке определялся достижениями в микробиологии. Ему принадлежит свыше 130 научных работ (на русском, польском, иврите, немецком, английском и французском языках) в этой области. Он был членом многих международных научных сообществ, в том числе Нью-йоркской Академии наук, Международного Гематологического Общества, Международного Микробиологического Общества. Его работы по серологии, иммунологии, проблемам вакцинации и серологической диагностики высоко оценивались в мировой науке. Эпистемологические же исследования, опубликованные в 30–40 гг. в малоизвестных польских журналах, и даже его монография впервые напечатанная на немецком языке в Швейцарии, книга, которую сейчас ставят в ряд основополагающих трудов по современной социологии науки и социальной эпистемологии, остались почти незамеченными в мировой философской литературе.

«Время, как мы теперь видим, перевернуло соотношение этих ценностей, — пишет 3. Цацковский, под редакцией которого в 1986 г. в Польше был издан сборник избранных философских работ Л. Флека. — Специально-научное наследие Флека постепенно растворилось в современном микробиологическом знании, утратив свою уникальность, а мало-помалу и свое значение, и потому стало забываться. Напротив, философское наследие его вышло из забвения и приобретает все большее значение и признание» [4] Cackowski Z. Wstep do wydania polskiego // Fleck L. Powstanie i rozwoj faktu naukowego. Lublin. 1986, s. 17. .

Чем объясняется эта метаморфоза? Не будучи специалистом, я не могу судить о судьбе микробиологических исследований Флека. Но драматическая судьба его философских работ вполне объяснима. Сюжет этой драмы обусловлен борьбой эпистемологических концепций в философии науки середины нашего века. Сформировавшееся в начале 30-х годов движение, отождествившее философию науки с логическим анализом языка научных теорий, тон в котором задавали участники Венского кружка и Львовско-Варшавской школы, скоро стало господствующим и оттеснило соперничавшие с ним направления; был период, когда сам термин «философия науки» понимали как синоним комплекса идей этого направления. В конце 50-х годов многочисленные противоречия, к которым приводили попытки применения постулатов этого направления к проблемам обоснования научного знания, а в еще большей степени — к проблемам рациональной «реконструкции» истории науки, наряду с другими причинами привели к уходу логико-аналитической парадигмы с авансцены философских дискуссий. На ее место пришли школы и доктрины, усвоившие некоторые уроки аналитизма, но в то же время развившие его критику в опоре на идеи, которые некогда были отброшены как несовместимые с рациональной философией науки, а теперь вышли на первый план.

Из таких идей, в первую очередь, следует назвать нерасторжимое единство когнитивного и социального аспектов науки, научного познания. Эта идея с порога отвергалась теми, кто считал сферой рационального анализа науки только так называемый «контекст обоснования» (Г. Райхенбах), т. е. логический анализ структуры научного знания; конечной целью такого анализа должна была стать строгая демаркация между наукой и не-наукой, в первую очередь метафизикой. Из этой концепции вытекало и отношение к процессу развития научного знания. Рациональная модель такого развития, какие бы методологические предпосылки в нее ни закладывались, будь то индуктивизм или гипотетический дедуктивизм, была по существу кумулятивистской: знание развивается накапливая максимально обоснованные эмпирически и отбрасывая опять-таки эмпирически опровергнутые положения. Правда, К. Поппер подверг критике индуктивистский кумулятивизм («Логика исследования» К. Поппера вышла в свет почти одновременно с монографией Л. Флека, но в отличие от последней сразу же вошла в обиход современной философии науки; Поппер был намного ближе к «эпицентру» философской и научной европейской мысли, чем львовский врач-бактериолог). Но и Поппер разделял идею демаркации, хотя и подходил к этой проблеме иначе, чем философы Венского кружка.

«Демаркационисты» сравнивали эпистемологию с логическим анализом «контекста обоснования». «Контекст открытия», т. е. изучение всей совокупности социальных и психологических факторов возникновения и развития научных идей и теорий, из этой сферы исключался. Тем более из нее исключалось все, что так или иначе определяло характер научных процессов, но не укладывалось в рамки логиконормативной методологии: идеологические, политические, экономические, социально-психологические и прочие факторы, «внешние» по отношению к рациональной (по определению) науке и потому представляющие интерес для различных специальных дисциплин (социологии, психологии и пр.), но не для эпистемологии.

Альтернативой такого подхода и была концепция культурно-исторической детерминации научного знания, одним из активных сторонников которой в 30-е годы выступил Л. Флек.

Было бы неправильно помещать идеи Флека в русло «социологии познания» или «социологии науки» в том узком смысле, когда культурно-историческая детерминация понималась исключительно «внешним» для когнитивного содержания науки образом. Фйек был скорее близок к некоторым принципиальным мыслям К. Мангейма и Э. Дюркгейма, а до известной степени — и М. Вебера, к установлению важных зависимостей между социальными условиями возникновения и развития знания и содержанием самого знания, закономерностями его функционирования и изменения. Практическая реализация этих тенденций — задача, которую взял на себя Флек, — требовала искусного маневрирования между крайностями вульгарного социологизма, с одной стороны, и интерналистского «имманентизма», исходившего из прямолинейной идеи самодетерминации научного знания — с другой.

Вот как он понимает задачу эпистемологического исследования: «Зависимость содержания науки от эпохи и среды, тем более очевидная, чем более длительный период развития науки мы рассматриваем и чем резче заявляют о себе социальнополитические условия нашего бурного времени, должна получить гносеологический смысл (курсив мой. — В. П.). Отбросив скептицизм, мы должны понять эту зависимость в ее эвристической значимости…» (наст, изд., с. 169). Речь идет о гносёологической программе, к не о возможности или необходимости социологических исследований процесса научного познания, важных самих по себе, но не имеющих собственно гносеологической значимости. И Флек хорошо ощущал опасность. кроющуюся в поверхностном истолковании этой программы, опасность скептицизма и релятивизма, идущую, как думал Флек, от вульгарного социологизма.