Людвик Флек - Возникновение и развитие научного факта

Хотя мыслительный коллектив состоит из индивидов, он не сводится к их простой. сумме. Индивид никогда (или почти никогда) не осознает коллективный стиль мышления, который почти всегда оказывает абсолютно принудительное воздействие на его мышление вопреки которому ничего нельзя даже помыслить. Стиль мышления образует необходимую основу «мыслительного коллектива». Если кто-либо, несмотря ни на что, все же хотел бы элиминировать понятие мыслительного коллектива, он был бы вынужден ввести в теорию познания догматы веры или оценочных суждений и отказаться от общей сравнительной в пользу частной и догматической теории познания.

До какой степени научная работа является коллективной, показывает изложенная в первой главе история науки о сифилисе. Прежде всего, всякая тема, обсуждаемая в определенной последовательности идей, берет начало в коллективных понятиях. Например, болезнь «как кара за греховное наслаждение» — это коллективное понятие религиозного сообщества. Болезнь как результат сочетания звезд — это понятие, возникающее в сообществе астрологов. Спекулятивная металлотерапия врачей породила идею ртути, лечебный эффект которой определяет природу заболевания. Мысль о сифилитической крови принадлежит врачам-теоретикам, следовавшим старинному изречению, отражающему voxpopuli [92]: «Кровь — сок особенного свойства» [93]. Мысль об инфекционном возбудителе восходит от современной этиологии к древнему коллективному представлению о демоне болезни.

Не только основные идеи, но также и все стадии развития понятия сифилиса — результаты коллективного, а не индивидуального интеллектуального труда. Если вспомнить об открытии Шаудинна, описанном в предыдущей главе, то этот исследователь персонифицирует работу слаженной команды врачей, которую нельзя раздробить на индивидуальные вклады. Как мы увидим, и открытие реакции Вассермана было осуществлено благодаря определенному коллективному опыту, который, собственно, был обращен против взглядов Вассермана. Как и Шаудинн, Вассерман — это скорее знаменосец открытия, чем его единственный автор.

Если прежде всего обращать внимание на формальную сторону научной деятельности, то ее социальная обусловленность очевидна. Мы видим организованный коллектив с внутренним разделением труда, с техническим обслуживанием, со взаимным обменом идеями, с традициями полемики и т. д. Многие публикации имеют нескольких совместно работающих авторов; кроме того, в естественнонаучных публикациях обычно принято называть учреждение, в рамках которого проведено данное исследование, и имя его руководителя. Существует научная иерархия, научные школы, сторонники и противники определенных направлений, научные общества, конгрессы, периодическая печать, обмен информацией и пр. Хорошо организованный коллектив — это носитель знаний, объем которых далеко превышает возможности отдельного человека.

Познание — это наиболее социально обусловленная деятельность человека; «но является, прежде всего, социальным продуктом. Уже в самой структуре языка заключена определенная навязываемая данному обществу философия, и даже одно слово может выражать собой сложную теорию. Кому принадлежит эта философия, эта теория?

Мысли переходят от одного человека к другому, и всякий раз как-то переиначиваются, поскольку разные индивиды по-разному ассоциируют их. Точнее говоря, реципиент никогда не понимает сообщаемые ему идеи в точности так, как того хотел бы тот, кто эти идеи сообщает. После нескольких таких переходов от первоначального содержания мысли почти ничего не остается. Чья же эта мысль, проделавшая столь сложный путь? Это именно коллективная мысль, не принадлежащая никакому отдельному индивиду. Являются ли какие-то идеи истинными или ошибочными, выглядят ли они правильными или нет, они вращаются в обществе, шлифуются, преобразуются, усиливаются или ослабевают, оказывают влияние на другие открытия, понятия, мнения и интеллектуальные традиции. После ряда таких кругообращений в сообществе некое открытие часто возвращается к своему первому автору, и он уже смотрит на него иными глазами — либо не признает его своим, либо, что бывает чаще, ему кажется, что он с самого начала видел его таким, каким оно стало теперь. История реакции Вассермана — это пример, в котором явно заметны перипетии, претерпеваемые совершенно «эмпирическим» открытием.

Социальность, присущая самой природе научной деятельности, имеет существенные последствия. Простые слова могут становиться лозунгами; простые предложения могут стать боевыми призывами. От этого полностью зависит их социокогнитивная значимость. Слова приобретают магическую силу, воздействуя на сознание не своим логическим содержанием, часто даже вопреки ему, а только одним фактом своего существования. Взять, к примеру, такие слова, как «материализм» или «атеизм», которые в одних странах дискредитируют своих сторонников, а в других, напротив, внушают доверие к ним. Магическая сила лозунга пронизывает самую сердцевину даже научных исследований: «витализм» в биологии, «специфичность» в иммунологии, «трансформации микроорганизмов» в бактериологии. Если подобные слова находят в научных текстах, они не анализируются логически, а сразу привлекают к себе друзей или обретают врагов.

Такие мотивы, как пропаганда, имитация, авторитет, конкуренция, солидарность, враждебность, дружеское расположение, конечно, не могли бы возникнуть в отдельном индивидуальном мышлении. Каждый мотив такого рода приобретает эпистемологическое значение, поскольку весь корпус знаний и коллективное взаимодействие участвуют в любом конкретном акте познания, который без них был бы принципиально невозможен. Любая теория познания, не принимающая во внимание этой социальной обусловленности всякого познавательного действия, не более чем тривиальна. В то же время те, — кто считает социальную обусловленность malum neccesarium [94]или признаком человеческого несовершенства, который можно преодолеть, не замечают того, что вне социальной обусловленности познание было бы вообще невозможно, а также того, что сам термин «познание» имеет смысл только в связи с каким-либо мыслительным коллективом.

Тем не менее, какой-то суеверный предрассудок удерживает нас от признания того, что составляет наиболее интимную часть человеческой личности — мышление — атрибутом определенного мыслительного коллектива [95]. Мыслительный коллектив возникает уже тогда, когда двое или больше индивидов обмениваются своими мыслями. Плох тот наблюдатель, который не заметит, как живая беседа двух человек приходит к такому моменту, когда каждый ее участник оказывается в состоянии высказать такие мысли, каких в одиночку или в другом обществе не смог бы сформулировать. Создается особый настрой, который никто из собеседников не мог бы обрести иначе и который возникает всегда, как только собеседники встречаются вновь.