Людвик Флек - Возникновение и развитие научного факта

То, что убеждало, было не «истинностью» присланного материала, но прежде всего авторитетом «настоящего института». Я уверен, что если бы материал был прислан анонимно, он не произвел бы впечатления. Возможно, его признали бы совершенно ошибочным, может быть, его бы просто не приняли во внимание. Мне приходилось видеть случаи, которые дают мне основания для такого вывода.

Таким образом, ситуация заключалась в следующем: замкнутый, предоставленный самому себе коллектив интеллигентных люден работавших с помощью обычного научного аппарата, обнаружил между научным взглядом на определенную область явлений и наблюдениями, несомненно, не относящимися к этой области, такую связь, какая, по мнению этого коллектива, доказывала, что именно эти наблюдения отображены в данном научном взгляде. Симплиций: В твоем рассказе нет ничего необычайного. Все мы знаем, что можно ошибаться, впадать в заблуждения и Бог весть куда зайти по ложному пути. Известно множество подобных примеров.

Симпатий: Но перед нами не просто ошибка, а сложная система ошибок. Речь шла не об установлении одного изолированного факта (если вообще можно говорить о таковом), а об отношениях многочисленных фактов, т. е. о том, что мы называем структурой определенной области явлений и что некоторые считают чем-то интерсубъективным, устанавливаемым с полной определенностью, тем, о чем можно вполне договориться.

Симплиций: Так тоже бывает. Две различные структуры могут быть до известной степени подобными, но всегда рано или поздно между ними обнаруживаются расхождения. В описанном случае исследователи наверняка рано или поздно дошли бы до того, что из их ошибочных воззрений получаются практические следствия, которые отличаются от того, что следовало бы из истинных воззрений.

Симпатий: В твоем «рано или поздно» скрывается regressus ad infinitum [216]. Сколько деталей системы требуется установить, чтобы утверждать совпадение картины с действительностью, или сколько деталей двух систем следует сравнить, чтобы утверждать тождество этих систем? Пять или пять тысяч? Ведь всегда следующая, ранее неучтенная деталь может иметь решающее значение. Мы не можем сравнивать «все», ибо выражение «все детали» по отношению к реаль ным проблемам ничего не означает.

Симплиций: В принципе чем больше, тем лучше. Но практически можно обойтись не таким уж большим количеством.

Симпатий: Я рад, что ты начал говорить о практических, т. е. реально наблюдаемых в жизни условиях. Тогда перейдем от отвлеченных рассуждений к наблюдениям. А наблюдения показывают, что практически для каждого научного работника или, лучше сказать, для каждого коллектива научных работников, ибо это действительно коллективная работа, существует характерный момент, когда считается, что дальнейшая верификация не нужна. Мнение коллектива приобретает известную округлость, систематичность, ограниченность — другими словами, оно созревает, приобретает вид, соответствующий стилю мышления данного коллектива. Всякие дальнейшие вопросы коллектив признает излишними, даже неприличными. Нельзя о некоторых вещах спрашивать членов религиозных обществ, политических или научных групп. Ведь ты сам говорил об элиминации из науки некоторых вопросов как лишенных смысла. Но они лишены смысла только тогда, когда мы применяем к ним стиль научного мышления. Вопрос об Абсолюте, который мы оба сочтем бессмысленным, имел и продолжает иметь очень глубокий смысл для многих людей, которые живут и гибнут ради него — подобно тому, как мы живем ради Прогресса. В какой-то данный момент беспокойную творческую мысль коллектива сменяет рутина. «Уже не нужно искать ничего нового, проверка закончена, все попытки опровержения были бы дурным тоном. Будем спокойно пожинать плоды нашей работы». Все это можно видеть на примере того, как развивались события в нашем лагерном коллективе.

Такая ошибка, или, скорее, замкнутая, упорядоченная система ошибок, вообще не может возникнуть в индивидуальной работе, как, впрочем, и разработанное открытие, приводящее к определенной законченной системе взглядов, всегда является плодом коллективного труда. В нашем случае у ошибки не было какого-то одного автора, она выросла из коллективного настроя, из суммы индивидуальных действий и недосмотров, из чьих-то мыслей и недомолвок, из недоразумений, возникавших из-за того, что некто А плохо понял мысль Б и сформулировал ее так, что она стала, хотя никто конкретно ее не породил, определять все, ибо попала в русло коллективного настроя. Того самого настроя, который создал особую готовность к наблюдению, готовность увидеть то, на что обращено внимание, и не заметить все остальное. И вот эта мысль заполнила собой всю сферу любознательности коллектива, сложилась в некоторую систему взглядов, создала для себя фундамент аксиом, наконец, закостенела в рутине, и так могло бы продолжаться вечно, если бы, конечно, вечен был этот коллектив и если бы он был огражден от внешних влияний. В его деятельности ничто само по себе не могло вызвать стремления что-то исправить, набраться побольше опыта, усомниться.

Самое важное в этой истории то, что социальный механизм возникновения ошибки оказывается таким же, как механизм возникновения истинного знания, о котором можно судить по материалам истории различных научных дисциплин [217]. Прекрасными иллюстрациями могут служить фундаментальные химические открытия, такие как замена теории флогистона теорией кислорода или открытие состава воды. Более современные открытия в патологии или в биологии также обнаруживают коллективный характер труда открывателей нового и стилевую природу некоторых законченных воззрений, выступающих как органическое целое. И в ошибочном, и в истинном знании движущими являются одни и те же коллективные силы, а индивид выступает скорее как исполнитель определенных социальных функций, чем как сознательный действователь.

Как в ошибочном, так и в истинном знании некоторое воззрение возникает не путем логического перебора каких-то элементов; оно формируется в сложном процессе образования и функционирования стиля мышления. Нет наблюдений, которые не были бы предварены направляющей и организующей мыслительной готовностью [218].

Симплиций: Уж не хочешь ли ты, как это делали софисты, убедить меня в том, что между истиной и заблуждением нет различия?

Симпатий: Нет, мой дорогой, я не так наивен. Я только хочу сказать, что научные результаты и воззрения ученых по сути являются лишь историческими событиями, относящимися к тем или иным этапам процесса развития стиля научного мышления. Никакой Робинзон, ни даже группа Робинзонов, хотя бы они были вооружены соответствующими техническими средствами, сами собой не станут на путь науки, если они будут изолированы от научного сообщества. Даже частичная изоляция, вызванная, например, политическими границами, приводит к тому, что результаты, полученные по обе стороны этих границ, в чем-то отличаются друг от друга. Но вернемся еще раз в наш лагерный коллектив: его стиль мышления характеризовался прежде всего тем, что фундаментальное знание по данной специальности, которым никто не обладал, и эксперименты, к которым не было доверия, вытеснялись спекулятивными рассуждениями, а практический специальный опыт, которым также никто не обладал, так называемым здравым смыслом.